Царь горы - Александр Борисович Кердан
Гранату Борисов на всякий случай привёз с собой и, завернув в промасленную ветошь, зарыл у тёщи в саду.
Мучимый бессонницей, он ворочался, не давая Инге спать, а засыпая, скрипел во сне зубами, вскрикивал и просыпался в липком поту.
– Всё воюешь, Борисов? – жалела его жена. – Тебе надо показаться психиатру…
– Вот ещё! – негодовал он, а сам, конечно, терзался: «Может, и правда, «кукушка» поехала? Так ведь недолго и на седьмой километр…
«Седьмым километром» в Екатеринбурге называли местные «Канатчиковы дачи», то есть дурдом.
«А мы и там не пропадём…» – утешал себя Борисов.
Начальником охраны в «психушке» работал Гена Осадчий – бывший подчинённый Борисова, секретарь комсомольской организации алапаевского батальона. Столкнувшись как-то с Борисовым в центре города, он, заметно округлившийся, но не утративший комсомольского задора, выслушал своего бывшего начальника со снисходительной усмешкой и, внезапно перейдя на «ты», бодро обнадёжил:
– Палыч, ты не дрейфь, если к нам загремишь – в шоколаде будешь! Я тебе два матраца прикажу выдать и бельё новое… Сразу в авторитеты среди нашего контингента угодишь!
– Нет уж, Гена, – поморщился от неожиданного панибратства Борисов, – я лучше без двух матрасов обойдусь…
– Ну, как знаешь, Палыч… – продолжал в том же духе Осадчий. – Если что, звони! Я с главврачом – на короткой ноге…
Нервы у Борисова со временем как-то сами собой успокоились, и сон пришёл в норму. И всё было хорошо, и дома, и на работе…
До той самой минуты, пока не появилась эта надпись в арке. И тут, словно кто-то нажал спусковой крючок, вернул ему прошлые страхи и прибавил новых…
Борисов снова стал нервным, мнительным и даже ревнивым. Прежде он Ингу никогда не ревновал: то, что она способна поступить с ним нечестно, обмануть, предать, даже в голову ему не приходило. А тут она отстранилась, выселила его из спальни…
И в Борисова как будто вселился бес! Он стал прислушиваться, с кем жена говорит по телефону и, главное, – о чём. В её улыбке, в шутливой или серьёзной фразе и даже в молчании стал чудиться ему какой-то скрытый подвох. Борисов дошёл до того, чего сам от себя никак не ожидал. Однажды, когда Инга ушла в ванную, взял её сотовый телефон и прочитал все эсэмэски. Одна «исходящая» на незнакомый номер его насторожила.
«Нужно встретиться…» – гласила она.
А ответная эсэмэска бросила Борисова в жар: «Приходи завтра. Буду ждать».
Трясущейся рукой он выписал неизвестный номер и вернул телефон на место. У Инги ничего спрашивать не стал.
«Наверняка начнёт оправдываться и лгать… Сначала сам во всём разберусь!» – решил Борисов и весь вечер проходил с каменным лицом.
2
На следующее утро Борисов проснулся с готовым планом действий, который подсказал ему сюжет полуночных новостей.
По «России-24» показывали очередной обмен пленными между ДНР и Украиной. С украинской стороны этой процедурой руководил украинский полковник в камуфляже натовского образца. Его лицо показалось Борисову знакомым: «Так это ж Устименко, начальник группы профотбора Харьковского училища! Он меня когда-то психологическому тестированию учил… Вот ведь, большим человеком в “незалежной” стал, такими политическими акциями руководить доверяют…»
Со стороны Донецкой республики обмен проводила женщина в штатском, которую в титрах назвали «Дарьей Морозовой», но за её спиной маячили военные в униформе современного российского образца… Среди них Борисов увидел Колю Савицкого, тоже с большими звёздами на погонах… Про Савицкого ему три года назад писал Аксаков. Сообщал, что бывший начальник разведки уехал добровольцем на Донбасс и вроде бы командует там целой бригадой.
«Давай, замполит, и мы тряхнём стариной, поедем в Донецк, помогать нашим…» – предлагал Аксаков. Борисов вежливо, но твёрдо отказался: «Извини, Сергей Алексеевич, не поеду. Я своё отвоевал».
И вот надо же, Устименко и Савицкий почти одновременно промелькнули в кадре. И это показалось Борисову весьма символичным: своим появлением в одном сюжете старые знакомые не только связали воедино разные эпохи, но и подсказали ему быстрый и эффективный выход из его непростой во всех смыслах ситуации.
«Война план покажет…» – любил говорить Аксаков.
– С планом и воевать легче! – переиначил его поговорку Борисов.
Встав пораньше, он вышел из дома, чтобы до работы успеть съездить в Верхнюю Пышму – к тёще Вере Петровне.
Знакомым, много раз испытанным маршрутом добрался до станции метро «Площадь девятьсот пятого года», за пятнадцать минут доехал до станции «Уралмаш» и дальше покатил на полупустом в этот час сто восьмом автобусе… Борисов невольно вспомнил, как в первый раз ехал в Верхнюю Пышму с Ингой, как тесно припечатала их друг к другу толпа, как сияли её глаза… И сердце сжалось: неужели Инга предала?..
За окном пробегали берёзовые перелески, ярко-голубой стяг апрельского неба слепил глаза. Берёзовые стволы, наполненные ожившими соками, казалось, светились изнутри, почки на ветках набухли, готовясь к рождению листвы. В стороне от дороги, где когда-то были огороды горожан, а сейчас торчали сухие стебли прошлогодней травы, в земле ковырялись грачи, поблескивая на солнце воронёной сталью оперенья.
«А ведь весна пришла», – подумал Борисов, не испытывая обычной радости, которая всегда возникала в период возрождения природы.
Не для меня придё-ё-ёт весна,
Не для меня Дон разольё-ё-тся…
В унисон размышлениям пришла на ум любимая песня тёщи, урождённой донской казачки. Её, пятимесячную, привезла на Урал мать, которая как жена красного командира эвакуировалась из станицы где-то под Ростовом-на-Дону, когда подошли немцы.
С тёщей Борисов жил душа в душу.
– Бог тебя Инге послал, – любила повторять Вера Петровна.
– Это вашу дочь мне послал Бог… – обычно откликался он.
Приезду зятя Вера Петровна удивилась и встревожилась:
– Здравствуй, Витя! Ты чего среди недели нагрянул? Что-то стряслось?
– Да просто соскучился… – Борисов ляпнул первое, что на ум пришло.
Вера Петровна недоверчиво покачала головой, но больше допытываться не стала.
– Хорошо, что приехал. Я как раз пирог с картошкой испекла. Садись, попей чайку!
Борисов отказался, хотя пироги тёщины любил: они у Веры Петровны получались отменно – тесто тоненькое, пропечённое, лук, картошка своя – без пестицидов.
– Спасибо, Вера Петровна, я сыт.
