Последняя книжная лавка в Лондоне - Маделин Мартин
Конечно же, они уже закончили «Мидлмарч», а затем переходили к нескольким другим классическим произведениям, включая «Повесть о двух городах» и «Эмму». Последнее было выбрано по настоянию миссис Киттеринг.
Послеобеденные часы, когда прятаться в бомбоубежище не было необходимости, были любимыми для Грейс. Мистер Эванс раздобыл для нее толстую подушку, чтобы она сидела на второй ступеньке винтовой лестницы, и в эти моменты ей не приходилось соревноваться со свистящими бомбами. В один из таких тихих дождливых дней она впервые увидела мальчика на задних рядах, когда читала «Саут-Райдинг». Книга нашла отклик в ее душе после того, как она прочитала ее по рекомендации Джорджа.
«Именно в книгах мы можем найти величайшую надежду», – написал он своим ровным, аккуратным почерком. Эти слова не были вырезаны военным цензором. «Вы всегда остаетесь в моих мыслях».
Это письмо, как и все остальные присланные им ранее, было для нее драгоценно. Но эти две строчки особенно запомнились ей, она повторяла их по несколько раз в день.
И действительно, «Саут-Райдинг» была большим источником вдохновения. Действие происходило после Первой мировой войны, когда местное население объединилось, а директриса школы для девочек дарила надежду тем, у кого ее не осталось. Это вдохновляющая история о людях, у которых получалось преодолевать все трудности жизни, с которыми они сталкивались. То же самое сейчас делали англичане.
Мальчик, который пришел послушать ее чтение, был высоким и худым, в шапке, низко натянутой на его растрепанные темные волосы. Он был одет в мужскую куртку, буквально висевшую на его тощих подростковых плечах, и брюки, доходившие ему до лодыжек. Вся одежда была грязной.
Он проскользнул в магазин, после того как началось чтение, и сел в тени высокого книжного стеллажа. Однако его попытки быть незаметным оказали обратный эффект. Грейс остро ощущала его присутствие, то, как он поджал под себя свои длинные ноги и стянул шапку, показав грязное изнуренное лицо. Он неподвижно сидел и внимал каждому слову вплоть до последней строчки рассказа, а затем ушел так же быстро и тихо, как и появился, снова натянув шапку на голову.
С того дня Грейс не раз видела его. Он появлялся каждый день в одной и той же неподходящей ему по размеру одежде, такой же грязный и по-прежнему решительно настроенный оставаться незамеченным.
Но как можно было не заметить ребенка в такой острой нужде?
Грейс оставляла небольшие гостинцы – яблоко или кусок хлеба – там, где он обычно сидел, но он ни разу даже не взглянул на них, очевидно решив, что они для кого-то другого. Ему требовалась помощь. И она знала человека, который точно мог ему помочь.
В тот вечер она подождала, пока они с миссис Уэзерфорд сядут за кухонный стол, чтобы отведать Вултонский пирог с овощной начинкой и картофельной корочкой. Миссис Уэзерфорд пекла его уже несколько раз с тех пор, как услышала рецепт из радиопередачи «Фронтовая кухня», которую она свято слушала каждое утро после восьмичасовых новостей по Би-би-си.
Грейс налила еще немного подливки на безвкусную корочку и решила, что сейчас самое подходящее время затронуть важную тему.
– А вот мне интересно, не думали ли вы о том, чтобы вернуться в Женскую добровольную службу?
Миссис Уэзерфорд поднесла салфетку к губам.
– Не думала. – В ее тоне сквозила резкость, которую Грейс ожидала услышать. – Не могу сказать, что в моем нынешнем состоянии я принесла бы кому-то хоть немного пользы.
– Для меня вы делаете очень много, – возразила Грейс и с благодарностью откусила кусок пирога. Миссис Уэзерфорд поджала губы в подобии улыбки.
– Ну, ты делаешь достаточно для нас двоих. Ты должна поддерживать свои силы.
– А что, если вы кому-то были бы нужны?
– Я никому не нужна.
– Мне нужны, – возразила Грейс. – И есть еще мальчик, которому не помешала бы помощь.
– Мальчик? – миссис Уэзерфорд устало посмотрела на Грейс с едва сдерживаемым терпением.
Грейс рассказала, как он пришел послушать ее чтение и в каком состоянии он находился.
– Я полагаю, что у него нет родителей, которые заботились бы о нем, и он слишком взрослый для детского приюта.
Миссис Уэзерфорд откинулась на спинку стула.
– Бедняжка.
К сожалению, многие дети находились в такой ситуации. Несмотря на то, что в детские приюты регулярно поступали осиротевшие дети, не было ничего необычного в том, что дети постарше жили не в приютах, а на улицах. Они ни в ком не нуждались. По крайней мере, так они думали. Но их изодранная одежда и впалые щеки говорили об обратном.
Миссис Уэзерфорд покачала головой.
– Но что я могу сделать?
Грейс пожала плечами.
– Я надеялась, что вы знаете. Я не имею ни малейшего представления, как могу помочь, но мне кажется, что кто-то должен что-то сделать, прежде чем он умрет от истощения. Слишком многие нуждаются в помощи, чтобы хоть один из неравнодушных позаботился о таких, как он.
При этих словах миссис Уэзерфорд замолчала. Но Грейс увидела, как ее глаза сузились, в них мелькнул намек на искру, которой они когда-то горели. Хотя пожилая женщина продолжала делать вид, что ей это безразлично, в уме она явно перебирала возможные решения.
Дежурство в ту ночь было тяжелым – множество бомб, одной из которых Грейс и мистер Стокс едва избежали, и слишком много смертей. Немцы начали применять наземные мины-бомбы, которые спускались на парашютах и взрывались, нанося ущерб на расстоянии до двух миль.
Независимо от того, сколько жертв Грейс видела, каждая из них все равно оставляла глубокий отпечаток в груди девушки. Каждое имя ложилось шрамом на ее сердце, каждое воспоминание запечатлевалось в ее памяти. Она была не одинока в своем восприятии всего этого горя и смерти вокруг. Мужчины, которые занимались аварийно-спасательными работами в тяжелых условиях, разгребая завалы в поисках тел или того, что от них осталось, передавали во время работы фляжку по кругу, потому что были не в состоянии выполнять эту ужасную задачу без помощи алкоголя. Они тоже так и не смогли привыкнуть к тому, чему становились свидетелями.
Поэтому, когда Грейс, уставшая и морально измученная, вернулась в то утро домой, запах свежеиспеченного хлеба поднял ее подавленное настроение. Ведь прошла целая вечность с тех пор, как
