Сергей Лукницкий - Киллеров просят не беспокоиться

Теперь Нахрапов смотрел новости по телевизору в своем кабинете. Снизу позвонил дежурный, предупредил, что к нему поднимается Полковский. Нахрапов включил кофейник и достал из шкафа бутылку "Аиста".

-- Скорее всего, Алексей Николаевич, в аэропорту Внуково или еще где этот Терехов увидел Моисееву, -- понравилась, вот он и отправился за ней в чем мать родила в Уренгой. А может, они и до этого были знакомы, может, первая любовь? Хотя нет, возраст разный. Ну, словом, взял билет рядом с ней, время было -- самолет задерживался, а она его стала змеей пугать. Терехов испугался, залез на полку, тут его кондратий и хватил: перепад температур, резкая смена климатических поясов, страх. А она ему взяла и туда же аспида кинула. Для чистоты эксперимента, а? Только, думается, дело-то не мне вести... -- закончил Полковский.

-- Ну, как одна из версий это годится, -- Нахрапов кивнул. -- Хотя трудно себе представить, что Моисеева за ним по всем салонам со змеей бегала. Пассажиры-то где были в это время?

-- Зачем же по всем? -- развил свою мысль Полковский. -- Пассажиры как раз уже вышли, Моисеева со своим преследователем последняя шла, только тогда получается -- состояние необходимой обороны.

-- Ладно, похоже. Еще какие версии есть?

-- Нет пока.

-- Ты проверял этого Терехова? Может быть, связаться с московскими оперативниками?

-- Да я уж сам: проявил инициативу.

И Полковский рассказал прокурору о своем звонке на работу Терехова и о полученной скудной информации.

-- Теперь надо запросить номер мобильного и по нему родственников найти, и вообще все про него узнать. Да и фотографию для опознания переслать скоренько.

-- Хорошо. Занимайся. Моисеева пусть пока на нарах поспит, ничего ей не сделается, -- решил Нахрапов. -- А с твоим шефом я поговорю, чтоб тебя не трогал. И с транспортной прокуратурой свяжусь, что там у них в аэропортах делается -- совсем, что ли, досмотр отменили.

-- И во Внукове надо нашего Терехова опознать, если конечно, у них память не поотшибало.

-- Звони, узнавай. Дашь мне почитать протоколы. Да особо не развози: ясно же все. Нажмешь на Моисееву, если не расколется, откуда знает Терехова, значит будем строить "покушение на убийство".

-- А если расколется? -- спросил Полковский.

Нахрапов было задумался, но затем удивленно воззрился на Полковского, как смотрят поверх очков:

-- Ты дурак, что ли?

5

Полковский решил не медлить. По возвращении на рабочее место выяснил, что второй пассажир, сосед Терехова, был жителем Нового Уренгоя, адрес ему сообщили быстро, проблем с установлением личности не было. Место 41в в самолете занимал Никита Степанович Искольдский, 1958 года рождения, техник по безопасности нефтегазового комбината. В общем-то, неудивительно. Три четверти жителей Уренгоя работают на комбинате, ради которого и обживались эти злополучные берега реки Пур, болотистые, москитные, ледяные.

Наверняка техником по безопасности этот Искольдский был на каком-то небольшом участке комбината, не главный же техник -- Полковскому почему-то так казалось. Он на комбинате вообще мало кого знал, кроме, конечно, хозяев. И тех, кто номинально числится в администрации, и тех, кто управляет посредническими фирмами и входит в совет директоров комбината. Этих вообще все в Новом Уренгое знают: эти -- власть.

Полковский собрался с мыслями и решил перед окончанием рабочего дня заехать к возможному основному свидетелю. Позвонив жене, что сегодня будет рано, он взял машину и поехал к Искольдскому.

Дверь открыл мужчина несколько моложе сорока, смуглое его лицо украшали яркие пегие усы, глаза смотрели приветливо, длинные ресницы слишком часто хлопали, видно было, что он немало удивлен визиту следователя.

-- Никита Степанович Искольдский? Здравствуйте, -- Полковский представился и попросил разрешения войти.

Хозяин посторонился, пропуская гостя. Он был в тренировочном костюме, в комнате на столе лежала раскрытая спортивная сумка.

-- Разбираете вещи? -- спросил Полковский. -- Вы живете один?

-- Нет, зачем же, жена еще на комбинате. А вы по какому делу, собственно?

Искольдский был высокого роста, поджарый, словом, в хорошей спортивной форме. В квартире было чистенько, будто хозяева только что убрались. Ни одной лишней вещи ни на столе, ни на диване, ни на полках в стенке. Только этот открытый чемодан и костюм Искольдского, висящий на плечиках на ручке двери.

-- Вы ведь прилетели в 14.30, рейсом No 167 из Москвы?

-- Прилетел, как видите.

-- По какому поводу летали в Москву?

-- Ясное дело, в командировку, курсы повышения квалификации. Так у нас, у техников безопасности, принято: раз в два года проходить переподготовку и подтверждать свою квалификацию. Работа, знаете ли, ответственная.

При разговоре Искольдский несколько нервно почесывал свои торчащие усы и кожу под ними. Терпеливо выжидал, когда же следователь наконец сообщит, что его интересует. Не только ведь рейс, которым тот прилетел.

-- Не припомните пассажиров, которые рядом с вами сидели?

-- Мужчина и женщина, ближе к иллюминатору.

-- Правильно, -- кивнул Полковский. -- Вы с ними не знакомы?

-- Да нет, -- Искольдский пожал плечами, -- даже не переговаривались.

-- А они -- между собой?

-- Они вроде бы разговаривали. Женщина чего-то все огрызалась, вякала, была чем-то очень недовольна.

-- Ага. А что именно между ними происходило?

Искольдский призадумался, вспоминая полет.

-- У меня сложилось впечатление, что они вроде были в любовной связи, но рассорились. Знаете, она его так отталкивала от себя. Словами, конечно.

-- Какими словами?

-- Ну, уж это я не знаю, не подслушивал. Я газет московских накупил, всякие страсти читал, не до них мне было. Фыркала она, одним словом. А что случилось-то? С мужчиной что-нибудь?

-- Почему вы так решили? -- удивился Полковский.

-- Ну, не супружескую же измену вы тут расследуете. А мужчина был странный, по-летнему одет, без вещей, мог и замерзнуть по такой погоде.

-- Ну, не совсем так. Не довелось, -- улыбнулся Полковский, -- но умер -- факт. "Инфаркт микарда", как говорит многоуважаемый дядя Митяй.

-- Это какой же? Ваш дядя?

-- Что вы!? Классику знать надо: "Любовь и голуби", рекомендую посмотреть.

Следователю показалось, будто Искольдскому известно еще что-то, что дает ему основание подозревать нехороший исход для своего недавнего соседа. Глаза у него были какие-то не то чтобы бегающие или вороватые, а только смотрел он так, словно прожечь пытался, остро смотрел. Скалился: зубы белые, а улыбка блатная, с каким-то сожалением...

Но он не мог придумать, как же вывести Искольдского на откровенность. Решил получше узнать о нем самостоятельно. Правда, попытался еще дознаться, не везла ли Моисеева что-нибудь особенное, не угрожала ли она Терехову. Искольдский кивал на все вопросы, даже чуточку перегибая палку. Полковский решил: у него достаточно информации, чтобы оставить Моисееву под стражей, а поскольку эту беседу он не протоколировал, то счел наилучшим вариантом вызвать Искольдского на следующее утро к себе в кабинет. Выписал повестку, распрощался и вышел во двор.

Следом за ним, спустя минут пятнадцать, из подъезда того же дома вышел человек в куртке-аляске поверх спортивного костюма, с сумкой через плечо, высокий, загорелый. Белые пружинистые кроссовки замелькали по снегу, удаляясь в направлении железнодорожного полотна.

6

Уходя со службы, Нахрапов спустился в камеры предварительного заключения (теперь они назывались не КПЗ, а ИВС -- изоляторы временного содержания) -- посмотреть сумку Моисеевой. Во всей этой суматохе, производя арест, он как-то упустил, что сумка учительницы осталась нетронутой с самого ее приземления в аэропорту. Хотя, конечно, Моисеева заезжала в свою школу (надо же, кому своих детей доверяем!), если заезжала... Это еще нужно проверить. Могла какие-то улики и спрятать, но, судя по ее реакции на арест, она не предполагала, что кара за доведение до инфаркта человека наступит так быстро. Ему, Нахрапову, покажи змею, он, с его-то комплекцией, и сам не только на полку самолета, а в автомобильную аптечку залез бы, хотя, конечно, сердце у него крепкое. Пока не жаловался.

Чего только эти бабы не носят в своих раздвижных, растягивающихся, резиновых, безразмерных миниатюрных дамских саквояжиках! Удостоверения -ладно. Паспорт -- ладно. Нахрапов не стал вытряхивать все содержимое сумочки на стол, вынимал не глядя, сам с собой играя в "отгадайку". Ага, записная книжка. Косметичка, книжка, какой-то инквизиторский предмет для завивки волос путем их безжалостного расплавливания. Нет, утюга нет. Маникюрный набор, щетка, лекарства, еще бумаги: блокнот, чья-то визитка: Андрей Олегович Сенокосов, начальник Департамента безопасности "Севресурса". Ни фига себе знакомства в Москве! Стоп! Паспорт? Почему второй раз паспорт? Был ведь уже...

Нахрапов положил перед собой два российских паспорта с эсэсэсэровскими гербами и одновременно развернул их на первой странице: