Тепло человеческое - Серж Жонкур
Родители раздавали Матео, Кевину и Грегу указания, как лучше поймать безобразников, все это напоминало коровьи бега. Александр и сам расхохотался, глядя, как мотается, постоянно заваливаясь на сторону, Грег, покачивается, точно конькобежец, хватается за воображаемые перила – он явно решил во что бы то ни стало перехватить трех мелких пакостников, точно на кону стояло его мужское достоинство, вот только весу в нем было раз в тридцать больше, чем в щенках, и три крошечных комочка постоянно от него ускользали, как будто три комарика, вьющиеся вокруг бегемота.
Ванесса стояла в сторонке, совершенно не понимая, что происходит и как вспышка вируса за прилавками какого-то китайского рынка могла до такой степени изменить ее жизнь. Ей даже не хотелось фотографировать. Вдали возвышались ветряки, единственная примета современности, а в остальном пейзаж выглядел так же, как и тридцать лет назад: почва осталась того же цвета, как и раньше, эта ферма, эти хозяйственные постройки, все эти инструменты, и чистые, и ржавые, эти ячейки и клубни, казалось, не менялись никогда, Ванессу будто бы занесло в предыдущий век. Что же до Агаты и Каролины, они не покидали своего рабочего места. У них уже ныли спины, под ногти набилась земля. Но они по крайней мере чувствовали, что выполняют свой долг, помогают Александру и родителям, – от этого делалось легче на душе. И они еще совсем недавно даже представить себе не могли, что настанет день, когда они снова заберутся на картофелесажалку, да еще и поступят в распоряжение брата. Мальчишки носились по полю за щенками – и эта картина тоже отсылала всех в детство.
Мама заметила, что, если бы старый козопас Крейсак был жив, он отнесся бы ко всему этому философски, признал бы, что животные в своей стихии, на земле. Щенки не хотели, чтобы люди сажали картофель, для них картофель был отравой, сойки и сороки наблюдали за происходящим, подмечая каждую человеческую ошибку, барсуки в холмах рассчитывали на то, что им будет от этой суматохи какая-то пожива, лисы прекрасно знали, что на свежевспаханную землю прибегут грызуны – будет чем закусить.
Как только начался локдаун, мир будто бы остановился, а вот все существа, кроме человека, поняли, что для них высвободились новые земли; приостановив свою деятельность, люди дали свободу другим формам жизни: утки и цапли опять могли ходить по шоссейным дорогам, кабаны – кормиться в котлованах, косули больше не рисковали жизнью, пересекая трассы, в города возвращалась фауна, заполоняла их. По всему миру овцы утоляли жажду из фонтанов, медведи наведывались к мусорным бакам у самых домов, животные возвращали себе утраченные территории, миллиарды порабощенных видов-эукариотов вновь обретали полную и невозбранную свободу, повсюду на планете homo erectus[31] выходил из игры, удалялся за кулисы. Хватило одного простого микроорганизма, чтобы обратить вспять весь ход вещей, и то же самое происходило и в Бертранже: щенки легко взяли верх над всем остальным.
Александр пошел в сарай за масленкой. Остановился на пороге, вгляделся в свою семью – они все в полнейшем упоении бегали за щенками, потому что Каролина с Агатой тоже присоединились к погоне, уже не боясь перепачкаться в земле, носились и спотыкались, смеясь. Образец примиренной, спаянной, счастливой семьи. А в сторонке Ванесса наконец-то улыбнулась и принялась фотографировать все, что успеет.
В духовке томилась баранья нога, распространяя на весь двор аромат карамели. Агата предложила вынести на улицу большой стол из столовой и как-нибудь его угнездить на гравии. При этом доме не было ни забетонированной площадки, ни газона.
Родители в жизни не ели на улице. Даже когда дети были маленькими, Анжель и Жан не снисходили до пластмассовых стульев, садовых столиков и барбекю.
Было видно, что старшим все это не очень по душе, однако они решили подыграть остальным, чтобы не испортить праздник.
Старенький градусник показывал 25 в тени. Где-то наверняка лежали древние зонтики, которые когда-то раздавал «Кастрол», однако решено было поставить стол под липой. Так что все расположились под старым деревом, получая несказанное удовольствие от того, что уже в марте можно снять свитер. Теплу не радовались только Александр и родители.
Чтобы убрать со стола, построились в цепочку, по очереди заходили в дом, оставляли там свои приборы, возвращались с десертом и кофе. В разгар суеты отец с Грегом остались у стола вдвоем. Грег стал пролистывать обновления в твиттере – он туда не заглядывал с утра.
– Мать-перемать, Эдуар Филипп вечером выступит по телевизору.
– Снова?
– Да, теперь, похоже, нельзя будет отходить от дома дальше, чем на километр, и дольше, чем на час. Да чтоб их всех, мы им молокососы, что ли?
Отец шокировал зятя, заявив, что меры эти в любом случае запоздали, в одном из домов престарелых на востоке страны уже заражен весь персонал, есть и умершие, гробы выносят парни в защитных костюмах.
– Да ладно, – запротестовал Грег, – лично я вообще не верю этим официальным каналам.
– А сам что смотришь?
– Твиттер, «Спутник», «Раша тудей», независимые каналы – их предостаточно.
Вернулась с кухни Анжель, остальные заново накрывали на стол, тащили тарелки с десертом, пирог.
– Браво! – подбодрил их Грег. – Только вы бы хоть руки вымыли… Я вот заметил, что вы хватаетесь за все тарелки подряд!
И он раздраженно сообщил отцу, что не узнает французов: те самые люди, которые говорили, что готовы идти маршем на Елисейский дворец, теперь идут получать специальные разрешения, чтобы прогуляться по собственному кварталу. Жан ничего не ответил
