Возвращение в Триест - Федерика Мандзон
Дорога занимает не больше двух часов, они почти все время молчат, по радио передают какой-то турбо-фолк, и после нескольких попыток найти приличную станцию они его выключают. Единственное, что им попадается на пути, – это лимузин, который на всех парах несется к столице и не обращает на них никакого внимания.
Они паркуются во дворе Вериной тети; едва завидев, как они выходят из машины, та бросается им навстречу и обнимает, будто они обе ее дочки, она растрогана, как все женщины, которым хорошо знаком тяжелый труд и горе, – глаза блестят, – и тут же приглашает их в дом. Ей лет пятьдесят, руки и лицо красные от работы на воздухе, но одета с городским вкусом, юбка до колен, белая рубашка и ярко-зеленый шерстяной джемпер, рукава закатаны до локтей. Она была замужем за директором Биелинского лицея, они жили по ту сторону границы, потом началась война, и муж заставил ее вернуться в Сербию, в семейный дом. Его убили в марте, в той резне уничтожили пятьсот мусульман: за вознаграждение, два миллиона марок.
– Заходите, я угощу вас лимонадом.
Они входят в дом, там одно помещение, кухня и стол с четырьмя стульями, раскладной диван в углу с бельем и одеялами и невысокий книжный шкаф. Вера с тетей обмениваются сведениями о родственниках, живых и мертвых, о ситуации в столице.
– Тебе надо уезжать.
– Это не так просто, тетя.
– Ты еще говоришь по-немецки?
– Да, но в посольстве очереди, и мало кому дают визу, только с третьей или четвертой попытки.
– Ты пробовала?
– Нет, я хочу остаться.
Тетя не пытается ее переубедить, слишком хорошо знает, как бывает в таких случаях. Они с мужем так же упорствовали.
– Ты уже видела Дрину? – с гордостью спрашивает она у Альмы.
Она качает головой, не признается, что отец рассказывал ей истории из славянского эпоса. Сейчас говорят, что четники использовали в своей пропаганде роман, удостоенный Нобелевской премии[47], даже не читая его.
Они решают сразу отправиться туда: день, похоже, спокойный, Верина тетя знает места, где можно подойти к реке, не сильно рискуя.
Они идут по грунтовой дороге за деревенской площадью, среди зарослей, но почти сразу открывается вид на реку.
Альма не ожидала, что река такая широкая, вода грязно-желтая у берега и цвета нефти на глубине. Вот она, западная граница.
– Вообще-то она изумрудная, – говорит Верина тетя. – Именно цвет делает Дрину легендарной, но теперь вода вязкая. Если дети хотят искупаться в ней, матери советуют прочесть молитву перед тем, как нырять, за всех мертвых, сброшенных в реку.
Они слышат выстрелы артиллерии с другого берега, Альма спрашивает, безопасно ли тут.
– Они уже отвели душу вчера. Мы видели десяток тел, плавающих на поверхности, но, возможно, их было больше, там и женщины, связанные вместе проволокой… Говорят, их зарезали, а потом бросили с моста дальше к северу.
– Кто? – спрашивает Вера.
– «Тигры Аркана», всегда обвиняют их, но они не единственные. И их поддерживает наша армия.
– И наш президент, – добавляет Вера.
Они спускаются еще на несколько метров, чтобы подойти поближе к воде.
– Помнишь, когда ты была маленькая, мы приходили сюда с твоими родителями на пикник?
– И дядя играл на гуслях.
– Да, ему так нравилось играть и петь, не представляешь, как я злилась, когда он пел рано утром, когда все окна нараспашку, и мне было стыдно перед соседями.
– Напротив вас жили родители Асима, да?
Тетя хватает ее за руку:
– Они все погибли. Его отец в первые дни войны, потом они вернулись и убили Асима и его мать.
Вера кивает, сжимает ее руку.
– И братика его тоже убили, и соседского сына, который в тот день у них играл. Он был сербом, но они были вне себя и убивали без разбора.
Они смотрят на Дрину, которая течет так плавно; воцарилась тишина, каждая погружается в свои мысли.
– Там лодка, – говорит Альма, показывая на маленькую моторку, которая плывет вверх по течению вдоль берега. Вера с тетей подаются вперед. Когда лодка поравнялась с ними, человек у руля кивает им, они отвечают тем же: на носу лодки два мокрых тела, сложенных одно на другое, синие покойники, которых река выплевывает на следующий день, и через день, день за днем, целые месяцы и годы войны, во веки веков.
– Им обрубают пальцы, чтобы украсть обручальные кольца, – говорит Верина тетя.
По ту сторону Дрины снова звучат выстрелы, они решают вернуться в деревню.
На обратном пути они слышат шорох и пугаются, но это всего лишь собака. Вера предлагает зайти пообедать в деревенский кабак, если он еще существует, она говорит это из вежливости, все равно ни у кого из них нет аппетита.
– Да, он существует и даже процветает, – говорит тетя. – Но туда ходят военные. Мы держимся оттуда подальше.
Они едят дома суп из кабачков с огорода. Тревожный обед, они стараются не заглядывать вперед, сосредоточиться на практических вопросах. Давать волю мыслям рискованно. Когда они садятся в машину, Верина тетя протягивает обеим по салфетке с вышитым цветочком, в которые завернуты чахлые помидоры: настоящий деликатес.
Вера заводит мотор, машет рукой, и в этот момент, когда они только выезжают со двора и сворачивают на главную деревенскую улицу, Альма видит его. Вили выходит из кабака в конце улицы, с группкой мужчин в камуфляже, на боку у него болтается фотоаппарат.
– Поворачивай!
Но слишком поздно, Вера не может дать задний ход, солдаты останавливаются, смеются, они пьяны, винтовки через плечо. Один из них, с толстой бычьей шеей, оценивающе присвистнул, тот, что постарше, машет рукой: требует остановить машину. Вера и Альма задерживают дыхание.
– Что делают две красивые девушки в этих краях?
– Мы приехали навестить мою тетю, ей нездоровится. Она врач, – выпаливает Вера на одном дыхании.
Солдат наклоняется посмотреть капот и номер машины.
– Наши девушки, из столицы, – говорит он галантно. – Выходите, мы угостим вас пивом.
– Нам пора возвращаться, – пытается отговориться Вера, но голос дрожит, она сама удивляется, что боец вообще выслушивает ее возражения.
– Всего одну кружечку, чтобы немного ободрить бедных бойцов, а? Потом мы отпустим вас домой, не хотим же мы, чтобы вы тут шлялись по ночам. Ночи в этих краях бывают очень опасными.
Теперь его голос твердый, абсолютно трезвый. Он отдает приказы.
Они выходят из машины. Вили стоит между дверью в кабак и солдатами в камуфляже, они не могут не встретиться. Он старается не смотреть на Альму. Они заходят все вместе в кабак. Галдя, садятся за столик у окна, им приносят пиво. Официантка шутит, она знает, что они пялятся на ее грудь, и хочет, чтобы они были веселыми, может даже, ей жаль этих
