Возвращение в Триест - Федерика Мандзон
Альма не уверена, что пустить корни – это хорошая идея и что она подходит для нее: ей передалась от отца аллергия к пусканию корней, он настроил ее против риторики, которая осуждает кочевой образ жизни, научил ее, что движение лучше стабильности, но теперь она не может не прислушиваться и к словами деда, ей нужно уцепиться за его авторитетную уверенность.
– Schatzi, послушай, а теперь скажи мне одну вещь, – снова говорит он, и Альме кажется, что волны его голоса воплощаются в лице ее деда, в спокойных глазах и чуть скривившихся в ироничной улыбке губах, в его животе, выступающем под тирольской курткой, в его больших руках, как у альпийского егеря, которые сжимают ее, чтобы обхватить целиком. – Зачем ты приехала? Почему именно туда?
Впервые этот вопрос материализуется отдельно от нее. Она всегда говорила себе, что из-за Вили, но это поспешный ответ, в суете отъезда. Она смотрит на свои ботинки у входной двери, готовые уйти прочь, и чувствует, как ее губы сквозь слезы растягиваются в непроизвольной улыбке:
– Потому что я сумасшедшая, дедушка. Total verrückt! – говорит она и смеется. И слышит, как на том конце провода ее габсбургский дедушка, страж порядка и хорошего вкуса, тоже хохочет. И пусть это не самый откровенный ответ, пусть Альма знает, что приехала сюда из-за Вили, а еще из-за таких слов, как Воеводино, и из-за старых цыганских песен, сейчас не время говорить об этом вслух.
Они смеются вместе, старик в своем красивом доме на холме Сан-Вито и его единственная наследница в квартире блока № 12, в столице четников, пока тьма опускается на дикую Адриатику, на Дунай и Саву, пока по теленовостям рассказывают, что в Женеве ожидается конференция мира, и радио B92 говорит о новых столкновениях, пока коты возвращаются домой со своих вылазок в переулках старого города и у детей мерзнут ноги из-за луж на бульваре Николы Теслы, пока удобство и тепло озаряют вечер в домах на холме Сан-Вито и белградское небо пересекает молния, падающая звезда или далекий взрыв.
Она плохо помнит последние дни в Белграде до того, как нарушилось равновесие между ней и Вили, поддерживаемое взаимным желанием верить в лучшую версию другого, а значит, и самих себя, или, может, только желанием их тел.
По ночам они ходили в бары, где поднимались большие кружки пива за жизнь, за смерть, за кровь нации. Альма задавалась вопросом, откуда эти деньги, на которые Вили покупает ей выпить. Она никогда не брала его с собой на подпольные сборища университетских студентов: сначала ей было неловко, а потом она сочла, что привести Вили туда, где ведутся запрещенные разговоры, может быть для них опасно, в конце концов он один из тех, кто ходит в отель «Югославия».
Пространство между ними в эти дни сжималось все сильнее, пока не осталось только небо, на которое они могли свободно смотреть вместе. В отличие от соседей по дому, от студентов, от женщин на рынке, Альма не испытывает никаких ограничений. Она может уехать когда угодно, все-таки у нее есть иностранный паспорт и она может убраться отсюда в любой момент, но все равно чувствует, что ей не хватает свободы. Это умалчивание даже в мыслях – с тех пор, как Альма обнаружила фотографии, которые Вили прятал, она старается не смотреть ему в глаза.
Потом война набирает обороты.
Это заметно, хотя настоящие столкновения происходят далеко от города и новости доходят до них порядком обработанные, но кварталы начинают наполняться беженцами с гор, где идут бои, те ищут защиты у родины, во имя которой мужья, братья и отцы готовятся быть убитыми или убивать, пытать соседей по дому или женщин, прежде всего женщин, с особой жестокостью, если это жена одноклассника или друга. Приезжают старики, женщины и дети, слишком юные, чтобы идти воевать, приезжают из Краины, а также из Санджака. Приезжие сильно отличаются от столичных жителей: не говорят по-английски, не читают, никогда не были в театре и не ездили на трамвае, им никогда не были доступны городские удобства, так что они не испытывают сожалений от их отсутствия. У них есть только одно желание: объединиться с большой страной, к которой они принадлежат по праву крови, по крайней мере так им объясняли политики на митингах по случаю религиозных праздников и по телевизору.
Но в столице вновь прибывших принимают не так, как те себе вообразили. Белградцы защищают свой урбанизм, отстаивают свои привилегии, и так назревает конфликт между исконными жителями и пришлыми. Между городом и племенем. Горожане на улице обходят таких беженцев стороной, даже студенты в университете говорят о них с досадой: новоприбывшие получают пособия, им отдается приоритет в очереди на выделение жилья. Так начинается война между сербами и другими сербами, в то время как за пределами города идет война всех против всех, а между заклятыми врагами заключаются выгодные сделки.
Бывают дни, когда непостижимость событий отчетливо материализуется, и Альма это видит. Улицы начинают заполнять вернувшиеся с войны: с ампутированными ногами, оторванными гранатой руками, бесноватыми или вытаращенными глазами, исполненными ужаса; они вздрагивают от скрипа тормозов в трамвае или грохота выпавшего из рук ящика; под покровом ночи приезжают фургоны с солдатами, которых никто не должен видеть. Достаточно на них взглянуть – и становится слишком очевидно, что они готовы пустить себе пулю в лоб после всего того, что видели или делали. Они бы так и поступили, если бы у них не отобрали оружие перед тем, как выслать их за город, в комнатушки деревенских домов их родителей, где можно укрыться за занавесками в цветочек и завесой стыда.
На Врачарском рынке прислушиваются к особенностям речи, пытаясь придержать то немногое, что еще есть, для городских; в университетской столовой ребята садятся подальше от беженцев и шепотом изливают на них всю ненависть, которая достается тем от всего мира.
Альма растерянно бродит по улицам, не в силах чувствовать себя ни хорошо, ни плохо, улицы нового квартала названы в честь социалистических советских героев, а большой торговый центр, который громоздится как огромный черный паук среди габсбургских особняков, пустует, как настоящий советский универмаг, пока не рухнула вся система.
Иногда Альма берет книгу и идет почитать на берегу Дуная, смотрит на лебедей, которые плывут по течению, на собак, которые бегут вдоль набережной, война на время становится далеким вымыслом, еще слишком холодно, чтобы заходить в воду, – она мечтает сесть на паром и оказаться в Румынии.
