Первое поле - Александр Васильевич Зиновьев

бы не попробовать порыбачить, и как только позавтракали, собрал удочки и подался вниз по реке поискать счастья. Пройдя с километр, нашёл подходящее место, нарыл тут же пару червяков, насадил их на крючок, перетащил по леске и оставил его в тридцати сантиметрах от извивающегося червяка, забросил. Поплавок благополучно со скоростью реки переместился слева направо. На червяка никто не позарился. Матвей раз десять вынимал и забрасывал леску. Решил, что место неудачное, дошёл до переката, прошёл, выбирая подходящее место, и снова ловил рыбу. Но рыба не желала ловиться, и Матвей переходил по берегу всё дальше, пытаясь понять, что рыбе надо, такой червяк красивый. Вода чистая. Рыба должна же быть, щука-то кого-то ловила же. Матвей уже и ушёл далеко, и как будто испробовал все глубокие места, но ни поклёвки. Это была первая рыбалка Матвея, и итоги расстроили. Матвей ещё потыкался с тем же успехом. И тут ему потребовалось за большой надобностью отлучиться. Матвей воткнул удилище в землю в метре от воды. Подумал, не унесёт ли течением, соскрёб у терраски сырой земли, придавил ею место, где удилище воткнул. Подумал и ещё придавил, и даже придавил подошвой сапога. Когда через несколько минут вернулся и было потянулся за удилищем, он увидел на только что придавленной сапогом, своим сапогом земле, судя по всему, отпечаток задней правой ноги медведя. Матвей, не выпрямляясь, посмотрел вдоль реки, куда покочевал мишка, но почти сразу берег повернул вправо и берега не стало видно. Пойти до поворота и посмотреть, что там, Матвей после гаевской лекции о безопасности на полевых работах не посмел. И вообще стал думать, как быть. А если миша обратно повернёт? И почему это он вообще тут прошёл и даже не поинтересовался, кто удочку воткнул? Следующей мыслью была как будто простая мысль, что он так пропитался тайгой, смолой, рекой, что уже не пахнет человеком.

– Михаил пошёл в сторону базы, – сам не заметив, заговорил вслух Матвей. – Там он точно испугается людей, и что дальше? А если вернётся? Ой, мамочки, что же делать?

И самое логичное решение – как можно быстрее дойти до переката, перейти на другой берег, где стоит лагерь, и бегом домой. Так он и сделал. А когда перешёл реку, поднялся немного на сопку, чтобы не по берегу идти, и повернул направо, Матвей всё время поглядывал через реку, не идёт ли медведь. Медведя Матвей так и не увидел. А когда с сопки спустился в лагерь, даже присел от неожиданности, потому как с одного места чуть выше базы открылся взору и сам лагерь с палатками и кухней, и баня, и как раз в тот момент, который можно назвать прекрасным, когда Нина и за ней Зоя нагими вышли из палатки бани и пошли в воду. Это было совершенно неожиданно. После пережитого с медведем и вдруг такое, самое красивое на земле явление – нагие девушки входят в воду. Было слышно, как они смеются, брызгаются, плавают. Матвей, зачарованный и очарованный увиденным, потерял ориентацию и, опустившись на землю, затих, с тем чтобы всю следующую жизнь в любой её момент извлечь из памяти эту дивную картинку, полную восторга юности. А Нина и Зоя вышли из воды и (сами домысливайте, что видел Матвей) босиком по камням вернулись в палатку.

Глухарь

Вы побывайте в Восточной Якутии, на Яне, Индигирке, Колыме

За ужином Матвей старался не смотреть на геологинь. Заливное уже вовсю доваривалось, щуку решили пустить на уху. И как-то эта щука невольно подталкивала к разговору про еду. Вспоминали винегреты, салаты, колбасы и… мороженое. Обсосав скудные в поле харчи, решили на завтра из сухого молока сделать ведро как будто настоящего – это на утро, а на обед и день рождения не жалеть варенья и конфитюра. И утром на столе стояло ведро с молоком. Его можно было черпать, как в деревне, кружками и, ну почти как коровье, пить. Да ещё и Толстокулаков с утра свежего хлеба напёк. Матвей так торопился выйти на охоту, что совсем на завтрак задержался и прибежал, когда и молоко уже было почти на дне, и все позавтракали. Матвей даже есть не стал – быстро набрал кружку молока и, стоя, с удовольствием ел хлеб, запивая его молоком, когда с чистой миской с реки вернулась Нина. И тоже набрала молока и стала пить его глоточками. Вернулась Зина и с самого дна тоже зачерпнула молока, и неожиданно и громко вскрикнула, потому как кружкой на дне подцепила утонувшую в молоке тёмную мышку. Матвей пил своё молоко, стоя рядом с ведром, и поэтому видел, в общем, несимпатичный в молоке бок, похоже, мышонка, которого досталось подцепить Зое. И не успела Зоя как-то ещё отреагировать на мыша, как Нина, ойкнув и побелев, только и успела, что отвернуться извергнуть из себя, наверное, и завтрак, и молоко. Зоя успела поставить кружку и, торопясь за коллегой, повторила манёвр с желудком. И обе бегом побежали, наверное, на реку. Всё произошло настолько быстро, что никто, кроме Матвея, этого не видел. Да и Матвей сильно удивился реакции желудков женщин. Он же спокойно допил молоко, выудил мыша, крутнул его за хвост и как из пращи отправил его в тайгу. Молока было ещё литра полтора, зачем аппетит портить!

Матвей нёс тозовку, заряженную патроном с дробью, наизготовку, ожидая, что стрелять придётся влёт! А ещё надеялся выйти на озеро за двумя сопками, а там могут быть утки. Вот с такими всё заполняющими в голове мыслями он и всматривался в окружающую его тайгу. Работа и только работа как будто заслонила собой внимание к природе, не до неё. Река – попить, помыться, искупаться. Тайга – нарубить дров. Палатка – выспаться. Костёр – поесть и высушить одежду и обувь. Очень Матвея и Анатолия удивила сила огня, когда они подсмотрели, как Толстокулаков сушил болотники. Перед своей палаткой разжигал сильный огонь. Рядом вбивал два ствола берёзки и надевал на них сапоги вверх подошвами. Пять минут – и сухие. Так же сушили и одежду. Надо было только не перестараться с огнём. И в дождь смотреть на эту сушилку было занятно! Сверху струи дождя, а одежда парит и высушивается.

Спускаясь с первой сопки, Матвей увидел впереди что-то тёмное на земле. И сердце остановилось от предчувствия. И если до этой минуты Матвей вёл себя как охотник, то с этой секунды он стал уже без