Голец Тонмэй - Андрей Васильевич Кривошапкин
– Устал небось? – участливо спросила Эку.
Тонмэй не ответил, только улыбнулся.
– Почему вчера вечером не приехал? – допытывается Илкэни.
– Сегодня тоже целый день прождали, – подхватила дочь.
Тонмэй протянул ладонь и погладил Нелтэк по головке.
– Отстаньте, дети… Дайте ама сначала чаю попить. – Эку, мать Нелтэк, поставила плоский стол перед мужем.
На деревянной дощечке куски вареного мяса. Больше ничего нет. Была мука, лепешки пекли. Теперь муки нет. Тонмэй опорожнил три кружки подряд. Нет ничего слаще, чем горячий чай с густым оленьим молоком, когда уставшим возвращаешься к родному очагу.
Напившись чаю, Тонмэй спиной прислонился к стенке илуму. Через некоторое время заговорил:
– Далеко ездил, новые ягельные места высмотрел. К деду Дэгэлэн Дэги доехал.
– Неужели так далеко забрался? – оживились мать Нелтэк. Ее лицо сияло нежной радостью. Когда рядом Тонмэй, ей все по плечу, с любой работой справится, главное, она спокойна.
– Вообще-то специально поехал к нему. Знал, где он остановится с бабушкой. Живут на одной рыбе. Вкус мяса давно забыли. Я забил яловую важенку и все мясо, потроха, шкуру, камусы оставил им. Теперь до приезда детей спокойно поживут.
– Как хорошо ты поступил! – вырвалось у Эку, она засияла доброй улыбкой.
– Пока ехал туда и на обратном пути что-нибудь увидел, ама? – спросил Илкэни.
– Кое-где увидел несколько снежных уямканов, когда ехал туда. Правда, отсюда до них далеко. Проехал мимо, торопился к деду Дэгэлэн Дэги. А на обратном пути шибко торопился к вам. Сердцем чуял, как вы меня заждались тут.
– О чем только не думала про себя. Всякие мысли лезли в голову. Шибко боялась за тебя, отец Илкэни, – тихо рассказывает Эку, умиленно поглядывая на мужа.
– А вы, дети мои, тоже боялись? – Тонмэй с улыбкой повернул голову к дочке и сыну.
– Тяжело было жать тебя, ама, – откликнулась Нелтэк.
– А я был спокоен. Когда рядом Мойто, я ничего не боюсь, – улыбается Илкэни, стараясь ничем не выдать свое волнение.
– Я тоже надеялся на Мойто. Он надежен, все видит и понимает. Только не говорит, – отозвался отец.
Все услышали, как тихо заурчал Мойто. Это говорило о том, что пес понял, как домочадцы говорят о нем.
* * *
Охотничья собака для ламутов не имеет цены. Ее ставят превыше всего.
– Ама, расскажи о чем-нибудь интересном. – Нелтэк ласково прижалась к отцу. Любит она слушать отцовы байки. Илкэни тоже не прочь их слушать, да держится сдержанно, как подобает мужчине.
– Ама устал, Нелтэк, – мягко отозвалась мать.
Отец улыбнулся, сел, подобрав под себя ноги.
– Когда я был юношей, как Илкэни, у нас был добрый пес по кличке Нолима, – негромко начал отец. – Когда щенком был, все звали его Буркат. Он был пестрый, потому нарекли Буркатом. Рос сильным. Умный был пес. По снежной целине продвигался впереди аргиша, чутьем угадывая безопасные места для проезда. Кличку изменили на Нолима. Это означало: «везде проходящий», как охотничьи лыжи.
Мой отец его закрепил за мной. Много охотились, уезжая далеко. Азартный и неотступный был пес. Однажды весной он спас мне жизнь. Если бы не Нолима, не было бы ни меня, ни вас. Все произошло во время таяния снега. Я кружил вокруг ягельника, а там, в лесу, шел отел важенок. Нолима тоже был со мной. Рыскал сам по себе. К оленям не приближался, чтобы не тревожить важенок с оленятами. Однажды на меня сзади напал медведь. Он весной голодный, злой на весь свет. Только замахнулся было когтистой лапой, чтоб ударить меня по голове, но в это время Нолима прыгнул медведю на загривок. Началась смертельная схватка. Пес не отпускал зверя, намертво вцепившись клыками. Они катались по снегу. Улучив момент, я пронзил медведя копьем. Так Нолима спас меня.
* * *
Стоит рассказать, как Тонмэй подобрал себе Мойто. И до него у Тонмэя были неплохие охотничьи собаки. Правда, долго не задерживались. Одни пропадали в горах без вести. Тонмэй усердно искал их, но не находил даже останков. Исчезали бесследно, будто растворялись в воздухе. Тонмэй понимал, что опасностей на их пути много: могли сорваться со скалы в азартной погоне за уямканами, медведь мог задрать, могла поглотить дикая сила снежной лавины…
Другие собаки не доживали до старости. Они не выдерживали тягот жестокой жизни. Вечная борьба за выживание рано подрывала собачье здоровье.
У многих кочевых ламутов была проблема с собаками. Их было мало, потому по пальцам считали у кого какая собака. На особом счету были самки.
У одного ламута по имени Бойе из дальнего рода была знаменитая самка по кличке Мойторук. Прославилась она охотничьем нюхом. У нее была какая-то фантастическая удачливость. В любое время года и в любую погоду она удачно выходила на любого зверя. Отличалась фанатичной преданностью своему хозяину. Ламуты, не считаясь с дальними переездами, ездили к тому ламуту и торговались, чтобы задобрить чем-нибудь того и получить щенка.
Бойе остро нуждался в транспортных оленях, потому щенка менял на оленя. Вскоре заимел несколько оленей, теперь мог изредка кочевать.
Тонмэй, однажды оставшись без собаки, поехал к тому дальнему сородичу. Стояла зима. Успел вовремя. Сучка только-только ощенилась. Приплод неплохой: шестеро слепых щенят барахтались у ее брюха.
Бойе, как с ходу заметил гость, жил бедно. Возле чума валялись два тонких сухостоя. Зайдя в чум, Тонмэй поздоровался с хозяевами – мужем и женой. Это были средних лет ламуты. Зато темными глазками поблескивали шестеро детишек. «Ты смотри, хоть внешне невзрачен, зато, оказывается, ты сильный корбэ[70]», – про себя подумал Тонмэй, вглядываясь в тщедушного хилого Бойе.
Видно было, в семье туго с мясом. Попил жидкий чай, поел немного копченого мяса. Дети, столпившись в углу, следили за каждым движением гостя, молча проглатывали слюни, когда гость ел сорча – копченое мясо.
За чаем не стал затевать разговор. Напоследок только сообщил о цели своего визита.
– Остался без собаки. Сам знаешь, как ламуту жить без собаки. Вот и приехал к тебе, Бойе, за щенком. Буду договариваться.
Бойе молча улыбнулся и уставился узкими глазами на тлеющие угли в очаге.
Тонмэй повернулся к детям. Те теснее прижались друг к другу.
– Боитесь меня, что ли, дети? Не бойтесь. И у меня есть дети, – улыбнулся он и быстро вышел наружу.
Через некоторое время Тонмэй занес тушу уямкана. По пути подстрелил рогача. Шкуру снял, а тушу целиком заморозил. Положил на грузовой нарте, прикрыл мягкой оленьей шкурой и перетянул ремнем. Шкуру уямкана еще вчера завернул и положил на нарте.
– Сварите побольше мяса и накормите детишек, – коротко
