Домочадец - Сергей Юрьевич Миронов
– Надеюсь, я вам не помешал, – критически осмотрел меня комендант и хозяйски развалился в кресле. – Ваша матушка поручила мне встретиться с вами, для того чтобы растолковать вам некоторые весьма обыденные жизненные принципы. Впрочем, я не являюсь вашим учителем. Я всего лишь выполняю просьбу вашей чувствительной матери, – упрямо продолжал Александр. – Хотите ли вы, чтобы я устно передал вам её обращение?
– Нет, ни в коем случае, – воспротивился я.
– Что ж, тогда я обязан соединить вас с матерью посредством телефонной связи, – не унимался Александр.
Выполняя инструкцию, он направился к ближайшему телефону на второй этаж. Я последовал за ним со своим злосчастным свёртком. Когда я неслышно спускался по лестнице, он сидел на любимом диване Вальтера и обратным концом перьевой ручки постукивал по клавишам телефонного аппарата. Я не издал ни единого звука, проскочив мимо сидящего у окна Александра, и, дотронувшись до никелированной ручки входной двери, услышал вдогонку хладнокровное:
– Дверь закрыта изнутри! Ключи у меня!
Выпускать меня из дома он не собирался.
– Телефон вашей матушки не отвечает, – сочувственно вздохнул Александр. – Придётся дождаться её возвращения домой.
– Хорошо, я готов выслушать ваши нотации, – бросил я с нескрываемым раздражением этому идиоту. – Только откройте мне дверь!
– Простите, о каких нотациях вы говорите?
Александр появился на лестнице.
– Речь идёт о вашем желании выслушать мать, попавшую в беду. Пока её нет на месте, советую вам набраться терпения. – Из тёмно-синего графина он налил воды в хрустальный бокал и залпом осушил его, противно облизав губы языком. – Кстати, если вы проголодались, можете спуститься на кухню. В холодильнике достаточно продуктов, чтобы приготовить себе неплохой ужин.
Александр выпил ещё полбокала воды и зашелестел газетами на журнальном столике. Читать их он не собирался и с напускным вниманием листал местные чёрно-белые еженедельники, для приличия задерживая взгляд на жирных, по моде рифмованных заголовках.
Мягко говоря, меня трясло. Тёмные замыслы группы дружных мерзавцев поражали размахом буйной фантазии. Мало того, что они нацелились прибрать к рукам опустевший дом. Они присвоили себе право решать: выпускать меня на волю или нет. Я подумывал, не огреть ли Александра торшером по его ухоженной голове, но боязливая неприязнь к людям, с успехом взращённая во мне Анжелой, позволяла мне лишь мысленно расправляться со своими врагами.
В течение получаса Александр пытался дозвониться до Анжелы. За это время я выпил две кружки чая с мятой, в большом количестве заготовленной на зиму Верой. От еды я отказался.
– Советую вам отдохнуть, – крикнул Александр, перейдя к дисковому телефону. – Вы совершили утомительный переезд. Постель – в комоде, одеяло лежит в вашем шкафу.
Я молча проследовал в мансарду. За окном бодро шумела сосна, дразня своей пластичной свободолюбивой кроной. Время шло, а я лежал на тахте, накрыв голову подушкой, и ждал, когда меня позовут к телефону. Александр в комнату не заходил, хотя шаги его не раз отчётливо слышались за дверью.
Я проснулся без четверти семь. Было светло, но летнего буйства щекотливых солнечных лучей не ощущалось. В спальне Вальтера всё так же чётко, но с некоторой ленцой шуршали настенные часы. Где-то работало радио. Всё было так (или почти так), как будто начинался мой обычный июльский день и Вера хозяйничала на кухне, готовя одновременно завтрак и обед.
В зале второго этажа я поднял жалюзи, и взгляд мой упёрся в деревянные ставни, наглухо задраенные снаружи. Мой новый тюремный статус, дарованный предусмотрительной мачехой, умилял меня и вместе с тем – бесил. Дом, в котором я провёл два незабываемых летних месяца, стал обыкновенной тюрьмой. На первом этаже способ поддержания домашнего ареста не отличался оригинальностью – всё те же закрытые ставни, извне закрытая входная дверь и неприступная дверь в подвал, из которого можно было выбраться в сад с тыльной стороны дома.
Итак, возможностей к побегу не оставалось. Сохранялись теоретически шансы на безумный акробатический прыжок из мансардного окна, но, во-первых, прыгать с третьего этажа было рискованно, а во-вторых, по скользкой наклонной крыше сначала нужно было сползти до водостока и оттуда, упершись в бортик карниза и посмотрев в гущу сбросивших цвет рододендронов, настроиться на полёт.
Александра в доме не было. Скорее всего, он ушёл вчера поздним вечером, убедившись, что я заснул, не выказав попыток к бегству. «Дом этот навсегда должен остаться без хозяина», – послышалось мне перед дверью в детскую Вальтера, ставшую после ремонта его спальней. Голос этот как будто донесся из детской. И был это голос Вальтера. Я вдруг представил Шмитца сидящим за столом у своей мягкой уютной кровати. Вот он в атласной пижаме склонился над книгой и при свете настольной лампы, хотя вполне можно было обойтись без неё, листал коричневатые страницы довоенного издания «Степного волка», купленного за бесценок в антикварной лавке. Я опустился на колени и заглянул в замочную скважину: в комнате, как в музее, было пусто и чисто. Время там растворилось в мире пыльных предметов, расставленных по углам, хотя настенные часы продолжали жить по инерции, давно проникнув в толщу пластов бесконечности.
Когда я готовил кофе, в зале зазвонил телефон. Я проигнорировал его певучее стрекотание, будучи уверенным, что звонила Анжела. Разговаривать с ней мне было не о чем. Мне вдруг стали абсолютно понятны её беспардонные петербургские загулы на виду у взрослеющего ребёнка, перед которым она не чувствовала прямых материнских обязанностей, но всё же пыталась казаться матерью.
Более всего сейчас я хотел найти хотя бы невзрачный фотографический оттиск своего отца. Анжела обладала огромным фотоархивом. «Удачно попасть в кадр» было для неё понятием, созвучным красивому комплименту, адресованному ей западным туристом. В свое время мне не давали покоя несколько улыбающихся мужских лиц на старых
