Плавающая черта. Повести - Алексей Константинович Смирнов
- Странная сказка, - замечает Андрей. - Не для малышей. Хотелось бы знать, где ее подцепят наши отпрыски.
Лида всплескивает руками.
- Не было там шлейфа, - витийствует она, подобная черной и тощей смерти. - Летел помет! Помет! Смрадный след, перечеркнувший лазурь!
...Дальше с неба слетало перо. Тот, на кого оно приземлялось, становился правителем. Выбор, сделанный Ангелоптериксом, никогда не оспаривался, и если в государстве даже случались мятежи, то самые мелкие и бестолковые. Но вот однажды перо упокоилось на государе, после которого оно больше не падало уже ни на кого. Каждые пять лет повторялось одно: выползал этот господин и в благостном ожидании якобы томился, готовый повиноваться поворотам судьбы. Состав толпы вокруг него со временем полностью переменился. В конечном счете на площадь стало выходить лишь войско с правителем в центре, а прочий люд ограничивался окружностью, да еще балконами. В народе размножились слухи. Поговаривали, что настоящего Ангелоптерикса давным-давно сбили и заменили дрессированной птицей. Другие считали, что Ангелоптерикс томится в клетке, а третьи утверждали, будто он, если и прилетал когда-то, больше не явится, ибо плюнул на все и скрылся за тридевять земель. Так или иначе, а нашелся смельчак, который засел в очередной торжественный день на крыше и при виде пикирующего пера пустил в безоблачное небо каленую стрелу. И наземь рухнул неразличимый снизу начальник стражи, не сильно даже переодетый в птицу и колесивший меж звезд на небесном велосипеде...
Пересказ этой части берет на себя именно Лида, очи которой лучатся от сладкого самоистязания в предвидении Антихриста. Ей и хочется его прибытия, и радостно посрамить царедворца-оборотня.
- Там был не велосипед, а что-то другое, - устало вмешивается Евгений. - Дай-ка я доскажу.
Но мог бы и кто угодно. При расхождении в мелочах прародители соглашаются в главном: правитель был низложен, его кощунник-прислужник заточен в темницу, а население назначило себе переходных господ и целый год маялось, пока опять не наступил важный день. Площадь собрала рекордное число желающих. Пришел и опальный государь, которого подчеркнуто пригласили по соображениям равенства. Его оттеснили на самый край. Он смирно стоял там на общих основаниях. И вот в недосягаемой вышине чиркнула звездочка. На площади враз загалдели и стали наперебой говорить друг другу, что вот же он, настоящий Ангелоптерикс, и как они могли перепутать, и как не узнать, и кто повредил им зрение, и в летописях записана истинная картина его появления, а сами граждане не понимают, как так вышло, что они вдруг пренебрегли старинным кодексом назиданий. Потом воцарилась гробовая тишина: замелькало подлинное перо. Оно легло на чело недавно свергнутому правителю и даже немного прилипло.
- Страшная, страшная сказка, - шепчет Лидия драматически, без малого завывает.
Андрей и Евгений многозначительно переглядываются.
А Таня ставит чашку и подводит под происходящим черту, прибегая к выражениям лаконичным и временами резким.
9
Противостояние предсказуемо, приглашает к непопулярным действиям ради здравого смысла; оно описано не раз и не два, избито до боли в зубах - Евгений так и мучается, хотя притерпелся. Татьяна довольно грубо намекает, что эти действия не настолько уж неприятны.
- Это судьба, судьба, - кивает Лида. Она уже не против и даже за.
- Нормальный парень, - вторит ей танкист. - Голова на плечах есть, упрямый, хочет порядка.
- У него, считай, одна голова и есть! - взрывается Евгений. - Ну, прослезиться! Как он там выразился - огораживание? Прагматический историзм? Знакомое дело!
- Пернуть не даст никому, - подхватывает Андрей. - А потом сгниет, и все лопнет.
Таня, пунцовая от негодования, старается говорить ровно и забивает сваи:
- Нет, мы не дадим ему сгнить. Мы создадим ему хорошие условия. Мы еще, может быть, успеем его увидеть и научить.
- Что-то он нас не припоминает живьем!
- Если мы подправим, как он просит, то бабушка надвое сказала...
- Просит? Это он-то просит? Бабушка? А кто ею станет, ты не забыла?
- Это веление звезд, - каркает Лида.
...И так далее, проторенной дорожкой и унавоженной колеей, в духе привычного поиска путей, горизонтов и вех. Коллектив разламывается натрое, так что стяжатели примыкают к субпассионариям. Таня встает и рубит ладонью воздух, сокращая первоначальное выступление до нескольких фраз. Потом идет к шкафу, роется в ящике и вынимает два мотка веревок. Покачивая ими со значением, она осведомляет Евгения и Андрея в свой готовности к буквальной их вязке. Наташа раздвигает еще не ноги, но уже границы возможного. Она предусматривает вероятность саботажа и обещает бороться с мужеской вялостью путем перетягивания стеблей. Шурик неловко фыркает и хмыкает, краснеет и глуповато улыбается. Он уже сидит рядом с Лидой. Лида гордо вздергивает голову, не глядя на суженого; она понимает предстоящее не то как подвиг, не то как жертву - а может быть, умное делание. Хотя не против и безумного, то есть юродивого. Евгений молча таращится на Таню, не в силах поверить, что смог бы некогда в будущем сойтись с ней без всякого вмешательства Сыча. Сметанный соус, правда, воспламенял в нем иное, и память об этом еще сохранилась. Е1о у Евгения есть серьезные основания воспротивиться, и он их покамест не огласил.
- Нам надо подумать, - обращается он к Андрею. - Ну-ка, выйдем, поговорим.
Андрея тем временем едва не выташнивает от Наташи. Он тоже не понимает грядущих хитросплетений, благодаря которым их союз перестал бы казаться бредом.
- Идите, - сердито бросает Таня. - Остыньте. Может, мозги заработают.
Танкист подтягивает к себе баночку с крабом и начинает уписывать. Лида ломает пальцы. Она не признается, но ей отчаянно хочется соединиться с военным. Ее эзотеричность - пусть искренняя, однако во многом выпестованная в пику приземленной Наташе - оказывается ломкой позолотой поверх застарелого голода. Шурик же начинает вести себя в манере не офицера, но сметливого солдата. Он готов соединиться с кем угодно, пока дают, и не переть против рожна.
Андрей порывается еще что-то сказать, и Евгений силком увлекает его в ванную.
Там Евгений присаживается на край допотопной емкости с битой эмалью. Пускает воду. Всклокоченный Андрей засовывает руки в карманы и смотрит исподлобья. Он разбушевался. От недавней готовности договариваться с судьбой не осталось следа. Ему не нравится не столько даже правнук, сколько назначенная пара. Доктор подозревает, что в будущем плохи его дела, если
