Плавающая черта. Повести - Алексей Константинович Смирнов
Часы стрекочут, будто заело цикаду.
Таня встает и удаляется в кухню. Суется в холодильник. Тот доверху набит всякой всячиной. Она неохотно припоминает, что вроде бы да, отоваривалась, и не в один заход. Она даже нащупывает обрывок тогдашней настойчивой, но непонятной мысли: "сидеть будем долго". И это соображение гнало ее, настегивало и понуждало воздержаться от разбирательства.
Вернувшись, она сообщает:
- Продуктов хватит. С голоду не помрем.
- Когда-нибудь кончатся, - отзывается Шурик с казарменным здравомыслием.
- Это, девушки, зависит от нас, - говорит Таня. - Сверим циклы.
Лида отчаянно мотает головой. Наташа оскорблена.
- У меня полторы недели задержка, - отчитывается Соня.
7
Наступает ночь. Родоначальники грядущего пня давно устали, однако идут в пререканиях на четвертый круг, а то и на пятый. Консервы вскрыты, чай заварен. Шурик в сотый раз порывается закурить, но Таня шикает на него и напоминает о несовместимости намеченного материнства с табачным дымом. Того подмывает вспылить, но он вспоминает о кодексе офицерской чести и отступает.
Однако бурчит:
- С вашим материнством еще ничего не решили.
- Здесь вообще нельзя курить, - парирует Таня. Лицо у нее гранитное.
У фигуриста не выдерживают нервы. Евгений свирепым махом сметает со своего пятачка тарелку и банку. Он сидит с краю и никого не задевает. Вилка эффектно вонзается в пол и остается дрожать. Ножик в ужасе пляшет к выходу, как звонкая жаба, хотя совершенно не похож.
Может быть, в ком-то еще и осталась толика умиления, пусть даже собственно в докторе, но она слишком мала для смягчения столь бурного порыва.
- Обсуждаем! - рычит Евгений. - Но что обсуждать? Хотите сказать, что это мой правнук - лишайный шишак, лесное дупло?! Урод из кружка "Умелые руки"? Что это, к дьяволу, за блямба такая, откуда взялась эта адская кочка? Из какой она проклюнулась преисподней? Вы слышите - этого нельзя допустить! Тут нечего рассусоливать!
Однако Наташа, видать, уже решила по-своему. Иначе не объяснить, почему она поднимается первой и неспешно идет прибирать, подтирать и складывать.
- Притормози, - кривится Андрей. Его пегая грива встала дыбом. Все давно отбросили церемонии и перешли на "ты". - Я согласен, только как ему помешать?
- Да не слушать его, и делу конец!
- Он посчитал вероятности, - устало повторяет тот. - Девяносто девять процентов успеха.
- Ничего! - запальчиво отвечает Евгений. - Не сто же! Холодильник опустеет быстрее, чем ему кажется. А с голоду сдохнуть он нам не даст.
- Ну и отправит за харчами хозяйку, как уже было, - встревает танкист.
- Это Антихрист, - неуверенно и некстати предполагает Лида и получает раздосадованного тычка от Наташи, которая сноровисто покончила с уборкой и водворилась на место.
Наташа, судя по всему, привыкла к ее всеядному мистицизму - Лида успела помянуть чертовщину, Божий промысел, четвертое измерение и полтергейст.
Родион и Соня вдруг устраняются от участия в споре. Что-то до них доходит. Они перебираются сначала в угол, а через минуту и вовсе уходят из гостиной. Никто не следит. Вскоре они возвращаются, и Соня держит речь:
- Сочувствую вашему положению, но нам, слава богу, задерживаться незачем. Мы отметились, а потому будем рады откланяться.
Теперь им обеспечено внимание. Безмолвие подобно взрыву, так оно оглушает. Нет в мире вещи важнее, чем возможность отвесить прощальный поклон и броситься из этих гостей в чем мать родила, хотя бы и фонтанируя на бегу всеми жидкостями.
Родион мнется. Потом для всех неожиданно признает:
- Он не такой уж высерок, наш потомок. Снаружи чурбан, а внутри пацан. Может, еще в войнушку не наигрался. Нет, дельный парень! И он к тому же не навсегда такой. Там технология - с ума сойти можно! Захочет - сделает себя пароходом или самолетом. А может, слоном или каким-нибудь великим человеком. Внешне, конечно.
- Откуда ты знаешь? - всхрапывает Евгений.
- А мы с ним поговорили, - отвечает за Родиона Соня. - Спокойно сели, взялись за руки, попросились на связь. Объяснили мое положение. Сказали, что я уже в дамках. Он запустил в меня какой-то интроспективный щуп. С одним человеком, да при его согласии, ему проще, чем с толпой. Проверил, убедился. Извинился, что не увидел сразу. Пообещал сопровождать дедушку на протяжении всего жизненного пути...
- Да, там формируется дедушка, - расплывается в улыбке Родион. - Всего две недели, а он готово дело, определил.
Евгений переглядывается с Андреем. Доктор сдвигает пышные брови, беззвучно вышептывает: "Что?" Евгений мотает головой: после.
- Вы как хотите, - продолжает Родион, - а нам потомство не безразлично.
Соня берет салфетку, ищет ручку, находит огрызок карандаша, пишет.
- Наш телефон. Вы тут решайте. Если договоритесь, позвоните потом...
Родиона переполняет счастье. Его, свободного ныне, вдруг почему-то сильнейшим образом забавляет Шурик. Родион хватается за объемистый живот и гогочет, вбирая китель, взрезанную цыплячью грудь, солдатские подштанники.
- Родня! - басит он одобрительно.
Танкист покрывается пятнами.
- Нам он сразу понравился, - не умолкает Соня, по неизвестной причине испытывая потребность журчать и журчать будто бы в оправдание. - Очень даже симпатичный персонаж. Томился, бедный, в скверике, весь уже ножиком изрезанный.
Евгений мнется.
- Он не видел зародыша, - шепчет он доктору.
- Я понял, - кивает тот. - И что?
- Ничего. - Евгений опять замыкается. - Мне надо подумать, я потом скажу.
Андрей, не мигая, смотрит на Соню и дает ей совет:
- Сделайте аборт. Настоятельно рекомендую. Как врач.
Щеки Сони приобретают пепельный оттенок.
- Благодарю, - цедит она. - Я непременно прислушаюсь.
- Он не позволит, - вдруг вмешивается Лидия. - Неужели не понятно? Он начеку. Ты же видишь, ей страшно.
- Сам себе сделай аборт, - трубит Родион и ловит Соню за руку. - Валим отсюда.
- Болван, - бросает та через плечо. - Твое чадо берут под опеку. Тебя, считай, ангел-хранитель в темя поцеловал, а ты его
