Фасолевый лес - Барбара Кингсолвер
Так и вышло. Первым делом, позвонив, Мэтти сообщила, что с Эсперансой все будет в порядке. Ей даже желудок не промывали, потому что она приняла недостаточно таблеток, чтобы причинить себе серьезный вред. Я сделала Эстевану большой завтрак: яичницу с помидорами, перцем и зеленым соусом чили, после чего побыстрее отправила домой, чтобы опять не влюбиться в него, на этот раз – за завтраком.
Черепашка проснулась в умильно ласковом настроении, сонно потирая глазки – дети, должно быть, инстинктивно знают, что это единственный способ удержать человечество от вымирания. Лу Энн вернулась домой от Руисов, распевая «Ла Бамбу».
Удивительно (если вспомнить, что собой представляет Рузвельт-парк), что мы всегда по утрам слышали пение птиц. Наверное, в их мире тоже есть отщепенцы, одиночки с помятыми перьями, которые ищут себе собратьев в хилых умирающих деревьях. Так или иначе, но их было множество. Например, мы постоянно слышали дятла, который (клянусь, это правда) говорил: «Тук-тук-тук, ха-ха-ха, пошли к черту!» А была еще одна птичка, похожая на голубя, которая пела: «Гип-гип-уррраааа!» Лу Энн с самым серьезным видом уверяла меня, что на самом деле она говорит: «Вставать пора!» Это она вычитала в журнале. Я безуспешно пыталась представить журнал, в котором могли напечатать такую дребедень, но спорить мне не хотелось – в первый раз за все время Лу Энн стойко держалась своего мнения, хотя обычно к подобной стойкости была не склонна. Однажды, как она мне рассказала, в ресторане ей принесли чужой заказ, и она просто молча съела его, чтобы не создавать никому проблем. А это была, между прочим, сушеная говядина на куске тоста.
Постепенно мы с Лу Энн начали менять облик дома, заполняя пустоты, которые оставил за собой Анхель, детскими книжками, высокими стульчиками, сумками для подгузников, а также разнообразными игрушками, которые размером обязательно превосходили мяч для гольфа. В магазине «Для вас они новые» я купила Черепашке настоящую детскую кровать. Заднюю веранду дома мы превратили в игровую комнату. Дуайн Рей, понятно, еще не был готов полноценно играть там, но он любил сидеть, пристегнутый к автомобильному креслу, и смотреть, как Черепашка сажает в цветочные горшки свои игрушечные машинки. Пожарную машинку она называла бомидор, оранжевую – борковка, а иногда важды-ва (дважды два) – так я иногда именовала свой «фольксваген» в честь того проходимца, который нажился на моей катастрофе с рокером.
Я думала и Черепашкину кровать поставить на веранду, но Лу Энн сказала, что это небезопасно: кто-нибудь придет, разрежет сетку и похитит ее, не успеешь и глазом моргнуть. Мне бы такое никогда в жизни не пришло в голову.
Впрочем, это не имело особого значения. Дом был старый и просторный, и в моей комнате было более чем достаточно места для Черепашкиной кровати. Такие дома называют «бесплановое бунгало» (почему-то эти слова напоминают мне о фильмах с Элвисом Пресли); внутри все было обшито деревянными панелями, отопление работало от парового котла, а дверные рамы покрывало не меньше полусотни слоев краски – так что, поскребя ногтем, можно было узнать историю дома начиная с шестидесятых годов. Тогда люди обожали все красить в яблочно-зеленые или лазурные тона. Потолки же были такими высокими, что с паутиной оставалось только смириться.
Было еще не слишком жарко; дети прыгали по дому как резиновые мячики (правда, в полной мере это относилось пока только к Черепашке – участие Дуайна Рея в процессе ограничивалось радостными воплями), и мы решили вывезти их в нашу беседку в парке. Глициния уже недели две как отцвела, но гудение пчел и аромат цветов все еще густо висели в воздухе, придавая ему сладкий лиловый оттенок. Если не обращать внимания на то, что находилось за пределами беседки, можно было бы решить, что мы находимся в особом уголке рая для людей, которые прожили жизнь, нисколько не боясь пчел.
Лу Энн просто распирало от новостей, которые она привезла из дома родственников своего бывшего мужа. Как оказалось, большинство из них говорило по-английски, все мужчины прекрасно выглядели и обожали танцевать, а у всех женщин были дети возраста Дуайна Рея. Лу Энн пришла к выводу, что остальные представители семейства Руис куда приятнее Анхеля, и все они с этим согласились, включая его мать. Значительная часть Руисов собиралась переезжать в Сан-Диего.
– Это невероятно! – говорила Лу Энн. – Сперва Мэнни и Рамона – ну, это те друзья, с которыми мы смотрели звездный дождь, а теперь еще двое братьев Анхеля с женами и детьми. Можно подумать, что они нашли там золото. Анхель тоже собирался переехать в Калифорнию, но, если бы он это сделал, маму бы удар хватил. Она думает, что в Калифорнии в каждом овощном ларьке продают марихуану.
– Может, и продают. Может, поэтому туда все и едут.
– Только не я, – покачала головой Лу Энн. – Дай мне миллион – все равно не поеду. И знаешь, почему? Не дольше, чем через год, там будет жуткое землетрясение, самое сильное в истории. Я об этом где-то читала. И весь Сан-Диего опустится на дно океана, как чашка супа.
– Акулы будут счастливы, – предположила я.
– Тэйлор! Прошу тебя! Это же мои родственники, в конце концов.
– Это родственники Анхеля, – уточнила я. – А ты уже практически разведена.
– У них совсем другие представления, – сказала Лу Энн.
Черепашка между тем рассматривала цветы глицинии.
– Фасой, – вдруг произнесла она, указывая вверх.
– Это пчелки, – уточнила я. – Это пчелки жужжат.
– Они могут ужалить, – добавила Лу Энн.
Но Черепашка отрицательно покачала головой.
– Фасоевы ес, – сказала она так уверенно, словно думала об этом весь день.
Мы посмотрели наверх, туда, куда она показывала. Некоторые цветы глицинии дали семена, и теперь с ветвей свисали длинные зеленые стручки, которые и вправду были похожи на аппетитные стручки фасоли.
– Ты только посмотри, – сказала я. Случилось очередное чудо. Цветущие лозы прямо у нас на глазах превратились в фасолевый лес.
По пути к дому Лу Энн отошла приобрести на углу газету. Она серьезно занялась поисками работы и подала резюме в парочку детских садов, хотя, зная Лу Энн, я так и представляла, с какими словами она будет наниматься: «Ну, конечно, мэм, я отлично понимаю, почему вы не хотите взять на работу такую старую тупую клячу, как я».
Мы с Черепашкой пошли в другую сторону, купить в магазине Ли Синг яиц и молока. Лу Энн теперь отказывалась переступать его порог,
