На память милой Стефе - Маша Трауб
– Латифа и вправду чудесная, – заметил я, – она очень добрый и честный человек.
– А еще большой ценитель мяса и теперь мой постоянный покупатель! – воскликнул Жан. – Она обещала всем своим коллегам рассказать про мой ростбиф и ягненка!
– Я очень за вас рад, – искренне сказал я.
– Ты просто упал нам на голову, как падает счастье, которого не ждешь, – сказала Лея и обняла меня.
Жан уехал, но обещал привезти мне обед. Лея полулежала на диване. Я подложил ей подушки под спину и под ноги.
– Ты меня иногда пугаешь, – улыбнулась Лея, – ты так понимаешь женщин, как никто. Только не говори, что ты и про подушки в книгах прочитал.
Я пожал плечами.
– Что тебя беспокоит? – спросила Лея.
– Все беспокоит, – я показал на балкон, – у меня по-прежнему нет ответов. Только вопросы. Мальчишкам нужна интрига. Да и хозяин просит рассказов, а не отчетов. Что мне делать? Писать ему про ваше дерево, Латифу или про то, как я вам мальчика предсказал по старым бабкиным приметам?
– А почему бы и нет? Это было забавно, – рассмеялась Лея. – Я, конечно, в это не верю, но посмотри, каким счастливым стал Жан.
– А если родится девочка? – я тоже рассмеялся. – Он меня зарежет!
– Мальчик родится, – в комнате неслышно появилась Ясмина.
– Так. А ты почему так решила? – расхохоталась Лея. – У нас тут еще одно УЗИ пришло? Жаль, Жана нет.
– Тебе нравится острое и соленое, – ответила, пожав плечами, Ясмина. – Но это всего лишь примета. Я с Мустафой умирала, как хотела сладкого, но девочка не родилась. Пусть твой ребенок родится здоровым. Не важно – мальчик или девочка.
– Да, все верно, – кивнула Лея.
– Ясмина, где Мустафа, где Андрей? – спросил я.
– В школе, где им еще быть? – удивилась Ясмина.
– Они сюда не заходили? Ничего не брали? – уточнил я.
– Нет, я запретила Мустафе забирать что-то из коробок без твоего разрешения, – ответила Ясмина.
– Жаль, – ответил я.
– Он переживает, что ничего не может рассказать хозяину. Я советую просто заняться переписью всего, что лежит в коробках, как тот и просил. И как следует из условий договора. Но наш Саул не может по договору. Он все еще пишет письма хозяину, и тот их ждет. Вот теперь Саул не знает, писать ли о том, что Жан прорыл на моем участке ров, или не писать, – объяснила Лея.
– Конечно, писать! – ответила Ясмина.
– Хорошо, убедили, – кивнул я.
Женщины ушли – Ясмина приготовила для Леи особое блюдо, которое должно было ей понравиться. Я сел за компьютер, но писать не мог. Чтобы моя совесть не кричала так уж отчаянно, я разобрал одну коробку с книгами – сделал перепись, сложил в пластиковый контейнер, подписал. Книги, не удержавшись, пролистал. Даже потряс в надежде, что вывалится хоть какой-нибудь листок. Но нет. Ни Пушкин, ни Толстой не хранили никаких секретов. Я уже пожалел, что запретил мальчишкам самостоятельно разбирать коробки. А вдруг они бы что-то нашли?
Кажется, я задремал. Лея была права – днем становилось нестерпимо жарко, несмотря на то, что квартира находилась на теневой стороне дома, потолки были почти четыре метра, а пол – каменный. Меня разбудила Джанна. Конечно, ей тоже не пришлось звонить, чтобы я ей открыл. Кажется, ключ от моей квартиры был у всех.
– Давно тебя не видела, Саул, – сказала она, – скучал по моему пирогу со шпинатом?
Это был запрещенный прием. Джанна знала, как я люблю ее пирог именно со шпинатом. Жизнь готов был за него отдать.
– Скажите сразу, вы обо мне беспокоитесь или хотите, чтобы я что-то сказал, или промолчал, или другие варианты? – улыбнулся я.
– Да, дорогой, я пришла с просьбой, – ответила серьезно Джанна. – Ты ешь, пожалуйста, холодный пирог не очень вкусный.
– Я давно работаю за еду, так что не стесняйтесь, – отмахнулся я, откусывая кусок.
– Дорогой, не хотела тебя обидеть или как-то унизить, – обеспокоенно сказала Джанна.
– Я пошутил, а Жан и Лея говорят, что мне не стоит шутить, – ответил я.
– Я хотела сказать, что не надо никому делать больно. Правда иногда мешает жить. Уж поверь мне. Если ты что-то узнаешь, сначала спроси себя, захочешь ли это знать или жить спокойно дальше в неведении? – Джанна подложила мне еще один кусок пирога.
– Я ничего такого не узнал, если вы имеете в виду хозяина этой квартиры. Честно. Пока я пишу ему письма, а не отчеты. Он снова в больнице и ждет от меня именно рассказов о Лее, Жане, мальчишках. Ему нравятся истории. Отчетом он не интересуется, хотя я делаю все как положено – составляю библиографию, фиксирую, что нашел. Но мне кажется, он надеется узнать что-то другое. Не знаю, что именно. А еще, думаю, ему очень не хватает семьи. Он написал, что хочет когда-нибудь приехать, увидеть всех, о ком я ему писал. Не знаю, что делать, честно. Сегодня не смог ему написать. Или стоит? Рассказать про корни дерева, которые выкорчевал Жан на участке Леи, а само дерево находится на соседнем? Написать, как я сегодня узнавал, кто родится у Леи – мальчик или девочка, – по народным приметам? Каждый раз думаю – неужели ему это интересно? Или он не выселяет меня из квартиры из жалости? Еще мои мальчишки – они поверили в детективную версию и всеми силами пытаются ее доказать. Подростки, им нужно действие, сюжет. А мне нечего им предложить и нечем поддержать интерес. В архивах не всегда встречаются истории или факты, на которые надеются те, кто их разбирает. Обычно это куча нудной работы. Как у археологов, которые вынуждены месяцами, годами что-то перекапывать в слабой надежде обнаружить хоть что-то ценное. Вы что-то знаете? Скажите мне. Я ведь историк, архивист, не детектив. Умею потянуть за нить и распутать историю, а здесь даже нити никакой нет. Да и сам хозяин написал, что никаких секретов его матушка не хранила. Вышла замуж после окончания гимназии, родила сына, воспитала. После смерти мужа больше замужем не была.
Я не ожидал от себя, что вдруг все вывалю Джанне. Ни с того ни с сего. Даже Лее я во многом не признавался. Не хотел ее тревожить.
– Для замужества не обязательно иметь документ, – заметила осторожно Джанна.
– Что вы имеете в виду? – не понял я.
– Если брак не был зарегистрирован в мэрии, то и документа нет. Иногда людям достаточно церковной
