Жизнь и ее мелочи - Светлана Васильевна Петрова
– Луиза.
Как вспышка света. Он сразу вспомнил воробьиную лёгкость детского тельца и подивился нынешней густой женской прелести, но ещё больше – неожиданному чувству родства и общности, словно все эти годы они прошли вместе, думали одинаково и ему известны её желания.
Весь вечер Захар лелеял в себе это ощущение. Боясь расплескать, сидел тихо, сторонясь шумных разговоров и громкого смеха. Его не смущало, что Луизу по-хозяйски обнимал за плечи популярный сочинский гитарист и она улыбалась ответно. Мало ли что было прежде, теперь станет иначе. Прощаясь, спросил:
– Помнишь, как я тебя, первоклашку, нёс на плечах?
– Не помню, – ответила она пренебрежительно и одновременно фасоня. Улыбнулась, чтобы показать красивые зубы.
Рухнул последний бастион, и любитель истории неожиданно выпалил.
– Свет очей моих…
Так царевна Софья называла князя Голицына, своего любовника. Завладевшая вниманием Захара брюнетка о сестре первого русского императора слыхом не слыхивала. В удивлении подняла соболиные брови:
– Дурак.
И опять улыбнулась.
Дурак почувствовал себя счастливым.
Да, давно это было. Глядя назад через долгую вереницу лет, начинаешь думать: а может, и не было? Иногда Захару, часто перебиравшему старые фотографии, стало казаться, что это лицо другой женщины, а не той, которую он любил так самозабвенно. Или всё случилось с ним в какой-то иной жизни, а может, прочитано в книге.
С тех пор, как старик поселился на горе, он много работал физически, возделывая огород и ухаживая за садом, сооружая надворные постройки, вырезая завитки на самодельной мебели. Руки двигались почти автоматически, предоставляя голове свободу размышлять. Порой рефлексия одолевала так настойчиво, что становилось тяжко, приходилось мысли отгонять, словно мошкару, но они кусали и не уходили. Как сегодня.
Захар вздохнул, смахнул огрубевшим пальцем влагу с ресниц и пошёл под навес готовить себе нехитрый завтрак. Включил плитку, опустил кипятильник в банку с водой, достал мешочек дроблёной овсянки и пакетик цикория – кофе по утрам он пить перестал из-за перебоев в сердце, а в течение дня наслаждался божественным вкусом и духом собственноручно собранных трав, превосходящих дорогие магазинные чаи. Держа каравай на весу, отрезал толстый ломоть ржаного хлеба, покрошил на него сухой козий сыр. Магазинный, приготовленный по технологии, обеспечивающей быструю прибыль, долго бы не продержался, заплесневел, а этот, домашний, хотя и своеобразный, его устраивал.
Изобретательный повар и прежде презирал изыски для себя, а ныне простота сделалась необходимостью. Ходить вниз за продуктами с каждым годом становилось всё труднее, и он легко обходился малым. Мясо, курицу ел раза два в неделю, зато овощи и фрукты имелись в избытке. Летом свежие, а на зиму Захар сушил обильные дары сада и ягоды – на компоты, квасил капусту, мочил яблоки, солил помидоры с огурцами, баклажаны с кабачками, чеснок и грибы. Десяток несушек ковыряли червячков в небольшом загоне, в ближнем лесу паслась молоденькая, но сисястая козочка. Всё своё, только трудись – не ленись! Все бы так жили, здоровее были, но не всем дано, город, особенно большой, диктует свои порядки, требует скорости и общих правил.
Конечно, разумная организация нужна везде. Вот и Захар, с утра до полудня носил воду из бойкого живительного ключа, возился в земле – труд нескончаемый и изнурительный для позвоночника, но важный. Бабочки-капустницы за месяц успевали отложить между листьями несколько поколений детишек, способных оставить от кочанов одни кочерыжки. Поскольку химию огородник не применял, за право есть капусту ему предстояло бороться с прожорливыми гусеницами вручную. Уничтожение зародышей чужой жизни, давало повод задуматься о необходимости совершать зло. Оправданное. Кем? Тем, кто сильнее.
Однако он мог остаться лежать, если чувствовал слабость или просто испытывал лень, закончить отложенное можно и завтра, послезавтра – когда будет желание. Без желания работа превращается в истязание тела и души, а в охотку всё вершится споро. И ещё: то, что он делает, должно нравиться только одному человеку – ему самому. Это существенно.
Середина дня посвящалась творчеству. Уже несколько месяцев, укрывшись от жары в густой тени деревьев, Захар корпел над резьбой деревянного трехстворчатого складня: в центре Христос, по бокам Богоматерь и Иоанн Креститель. Такую картинку он ещё мальчиком видел в библиотечной книге. Художественная память впечатление сохранила, и вдруг образ запросился наружу. Зачем ему, атеисту, икона? Если бы он знал.
Обед был простым, но сытным. Жевал человек труда медленно и старательно, обдумывая меню на завтра, а заодно прикидывая, что следует закупить в следующую магазинную ходку. Чтобы лишний раз не тратить энергию на разогрев плитки, поев, он приготовил овощной ужин, который можно съесть холодным, обманув вкус сметаной. Грязную посуду мыл тщательно и обязательно вытирал – так приучила приёмная мать, полотенце сполоснул в тазике нагретой солнцем водой и повесил сушить.
Самые жаркие часы разумнее всего проводить в дрёме на самодельной раскладушке в саду, где земля, затенённая кронами деревьев, манит обманчивой прохладой. После отдыха наступала очередь домашних, столярных, слесарных работ, которых в любом хозяйстве хватает, а нужно выкроить светлое время и для чтения, чтобы потом зря не жечь лампочку. Наконец солнце, завершая привычный маршрут, двинулось к закату. Резче запахли цветы, в кустах замигали светлячки. На гору стремительно опускалась тень, потянуло свежим ветерком, сбегающим ночью с вершин в долину, и скучавший с утра ветряк начал весело раскручивать лопасти, накапливая бесценную энергию. Ещё один день Захара стал прошлым, пора на боковую. Но он не спешил заключить себя в вагончик и присел на скамейку под развесистой смоковницей, любуясь картинами засыпающей красоты. Земля, каждый сантиметр которой Захар обласкал своими руками, вызывала в груди всхлип восторга. От неё исходили благодать и желание жить. Он с неистощимой нежностью охватывал взглядом роскошный сад, уходивший за пределы участка до самого леса, стройные огородные ряды, окружённые золотом подсолнухов, виноградную беседку. Когда-то ржавое жилище, теперь обшитое жёлтой вагонкой и увитое неприхотливым чёрным виноградом «Изабелла» с запахом зелёных лесных клопов, походило на бунгало отдыхающих у моря импрессионистов.
Красно-кирпичная бабочка-крапивница не успела устроиться на тёплый ночлег и, сложив расписные крылышки, застыла рядом на скамейке. Эти красотки, искусные опылители растений, совсем не боятся людей. Захар где-то прочёл, что древние римляне считали их цветами, олицетворяющими любовь. Он аккуратно взял шоколадницу двумя пальцами, посадил на ладонь, тепло и нежно выдохнул. Бабочка задрожала, раскрыла бархатные опахала и полетела в сторону сада, оставив на руке лёгкий отпечаток.
Старик задумчиво потёр пальцами,
