Дождь в Токио - Ясмин Шакарами
– Очень смешно, – я нервно грызу ногти. – Хочу есть.
– Опять? – Ая указывает на мусорную корзину, до краёв наполненную пустыми упаковками. – Ты только что прикончила пятьсот сэндвичей!
Кошусь на настенные часы: два часа дня. Нервы сдают.
– Мама пишет, – сообщает Ая, прокручивая сообщение (Харуто два часа назад отпустили из больницы с ока-сан – повезло же!). – Она пишет, что пожарные уже у нас. Стены дома устояли. Сейчас они будут убираться.
– Интересно, как там на улице?
– Ужасно, – обрубает Ая. – По радио передавали, что город в руинах.
– Многие погибли.
– Многие.
Снова смотрю на часы – на этот раз со слезами на глазах. Шесть минут третьего.
– О чём вы договорились? – вдруг интересуется Ая, от которой не укрылась моя нарастающая нервозность.
– Что ты имеешь в виду?
– Ты прекрасно знаешь, что я имею в виду, – приподнимает бровь она.
– Мы договорились увидеться сегодня после обеда в парке Ёёги, у стены, где впервые встретились, – помедлив, признаюсь я.
– Ага, в смысле, у стены, где я вас познакомила?
В её голосе нет упрёка, но меня пронзает острым чувством вины.
– Прости, Ая. Я не хотела быть такой бесчувственной.
Проигнорировав эти слова, она продолжает расспрашивать:
– Вы договорились на определённое время?
Качаю головой:
– Началось землетрясение.
– Ясно, – Ая погружается в раздумья. – Но он же знает твой адрес?
– Нет, я не хотела, чтобы он провожал меня до дома, – подмышки взмокли. – Мы всегда расходились у станции Ёёги.
– Это всё усложняет, – задумчиво вздыхает Ая. – Что ж, тебе остаётся только сбежать из больницы.
– Что? – изумляюсь я.
– Ну да. О какой болезни может идти речь, когда у тебя такой здоровый аппетит?
Визжу от радости:
– Ты мне поможешь?
– Возможно, это твой последний шанс лишиться девственности, поэтому в порядке исключения – да, помогу.
– Почему последний?
– Малу-чан, прошло всего две минуты, а ты уже забыла, что у тебя щербина?
– Ну ты подлюка! – посылаю Ае воздушный поцелуй. – И самая лучшая!
Решительно встав со стула, Ая указывает на маленький шкафчик.
– Твоё барахло в ящике. Посмотрю, получится ли достать тебе какую-нибудь одежду. Футболка порвана, пришлось её выкинуть. Нельзя же разгуливать по району в этой дурацкой больничной сорочке.
– Договорились, – киваю я. – Сейчас вымоюсь и соберу вещи.
– Только незаметно, – командует Ая и подмигивает на прощание.
Обсохнув после быстрого душа, мельком смотрюсь в зеркало – и потрясённо замираю. По мне будто пробежалось стадо слонов. Тело пестрит кровоподтёками – синими, зеленоватыми и фиолетовыми. Кожа на животе содрана, на лбу огромная шишка.
Но ошеломляет меня не внешний вид. Я вижу себя – не Майю. Обычно отражение навевает воспоминания, однако сегодня сестры-близнеца нет.
– Ты здесь? – шепчу я.
Она не отвечает.
Странно: я не чувствую ни страха, ни печали, лишь связь с самой собой – впервые в жизни. Медленно ощупываю черты лица и удивляюсь. Я совсем другая, можно сказать, новый человек.
В этот миг в дверь палаты стучат.
Быстро надеваю больничную сорочку и выскальзываю из ванной:
– Заходи, я почти всё.
Пересчитываю вещи на кровати: сумка, телефон, розовая шляпа, правый сапог, левая тапочка. Всё готово.
– Ая?
Она не откликается, поэтому я прячу свои сокровища под одеялом и переспрашиваю по-японски:
– Кто там?
В палату заглядывают незнакомые мужчина и женщина. Они кланяются.
– Чем могу помочь? – уточняю я с вежливым поклоном.
Женщина выпрямляется:
– Меня зовут Нацуки, а это мой муж Ичиро. Мы родители Коки.
От шока колени подкашиваются, и я падаю на кровать.
– Мы пришли поблагодарить тебя, Малу-чан, – по щекам Нацуки бегут слёзы. – Мы вовек не забудем, что ты для нас сделала.
– Мне бесконечно жаль, – с губ срывается хриплый всхлип. – Мне так хотелось бы чем-нибудь помочь…
Мужчина удивлённо хмурится:
– Малу-сан, Коки жив. Он ранен, но по словам врачей скоро поправится.
– Ч-что? – ахаю я. – Это правда?
Сев рядом со мной, Нацуки подтверждает дрожащим голосом:
– Стольких сыновей и дочерей вчера поглотила земля. Большинство из них никогда не найдут. Благодаря тебе Коки снова с нами. Спасибо, что вернула нашего сына.
От потрясения я плачу и смеюсь одновременно.
Ичиро достаёт из кармана пиджака серебряную цепочку и передаёт жене.
– Малу-сан, в знак благодарности мы хотим преподнести тебе подарок, – разжав кулак, Нацуки показывает великолепную подвеску с кандзи. – Это украшение передаётся в нашей семье из поколения в поколение.
– Что означает кандзи? – спрашиваю я, глубоко тронутая.
– Мужество, – улыбается Нацуки.
Трясу головой:
– Нет, я не могу принять такую ценность…
– Никто не заслужил эту подвеску больше, чем ты, Малу-сан, – Ичиро кланяется, борясь со слезами.
– Хочешь, я застегну подвеску? – Нацуки помогает мне встать и смущённо кашляет. – Ох, Малу-сан, ты очень высокая. Пригнёшься, пожалуйста?
– Конечно, – отвечаю я, наклоняясь.
Подвеска приятно холодит кожу. Прикасаюсь к ней, и по телу бежит дрожь.
– Огромное спасибо за такой особенный подарок, – почтительно кланяюсь я. – Буду носить цепочку и вспоминать Коки.
– Кто они? – спрашивает Ая, когда Нацуки и Ичиро попрощались.
Собравшись с мыслями, объясняю:
– Родители Коки.
Сразу всё поняв, Ая потирает руки:
– Ух, мурашки по коже. Как ты?
– Эмоции через край.
– Юки – кандзи, обозначающий героизм, – подойдя ближе, она с благоговением касается серебряной подвески. – Это подарок?
Смущённо киваю:
– С ума сойти, да?
– Совсем нет. Цепочка тебе идёт, – она пристально смотрит на меня. – Уверена, что хочешь следовать плану? Подождём до утра…
– Совершенно уверена, – перебиваю я, беспокойно поглядывая на часы. – Нашла, во что мне одеться?
– Я всегда найду, во что одеться, – Ая жестом фокусника достаёт из пакета два синих комбинезона.
– Не похоже на сексуальный костюм медсестры, – смиренно замечаю я.
– Увы, придётся довольствоваться костюмом сексуального дворника, – Ая надевает бесформенный комбинезон и позирует. – Вуа-ля! Идеальный камуфляж!
С кряхтением пытаюсь запихнуть свои немецкие икры в японские штаны и вздыхаю:
– Как же, идеальный! Это трагедия!
– Брось! Комбинезон сядет как влитой, – Ая подбадривающе хлопает в ладоши. – Просто вдохни поглубже!
– А что делать с задницей? Тоже вдохнуть поглубже?
Потея, миллиметр за миллиметром втискиваюсь в одежду, которая слишком мала, слишком коротка и слишком тесна. Наконец, молния закрывает кожу, я смотрюсь в зеркало и расстроенно всплескиваю руками:
– Потрясающе! Теперь я фрик и прессованная колбаса!
Больница переполнена, поэтому мы и наш небольшой побег остаётся без внимания. Оказавшись на улице, Ая даёт мне «пять» и говорит:
– Мы будем в парке Ёёги через двадцать минут, если поторопимся.
– Мы? – изумляюсь я.
– Не отпускать же тебя одну в таком состоянии. Лежала бы ты в кровати и отдыхала…
– Уверена? В смысле, разве это не странно?
Ая пожимает плечами:
– Странно – это новая норма. К тому же
