Первое поле - Александр Васильевич Зиновьев
– А интересно, – проговорил Анатолий, – а сколько дней ещё лить будет. А если как в тропиках, по месяцу.
Интересно, конечно, но Толик как в воду глядел. Дождь не унимался, и на четвёртый день утром Гаев отменил дождевые. И проходку шурфов пришлось вести при дожде, и тесто заводить, и в маршруты отправляться. Первыми на самый край карты ушли Зина и Нина. Взяли с собой палатку, маршрутку, лёгкие спальники, еду. Матвей с Толстокулаковым оказались на проходнушке. Одно хорошо – дожди были тёплыми. Через два дня дождь стих, проглянуло солнце, настроение сразу поднялось, как и работоспособность. На солнышке за день проветрилась и высохла вся одежда, её повесили вместе с рюкзаками на ветках кустов. И открылись дали, закрытые сначала дымом, затем этими дождями.
И снова утром Матвей получает задание взять одну из лошадей и отвезти девушкам-геологам еду и воду. Оказывается, они работали высоко на сопке и ручьёв там не наблюдалось. Матвей с Ильёй загрузили Ромашку. Кучум сидел рядом и смотрел (наблюдал) за сборами, очевидно рассчитывая, что в маршрут пойдёт Илья. Через четыре часа Матвей уже был далеко, в подножии действительно высокой и крутой сопки. Матвей шёл в кедах, которые намокали на переправах и успевали высохнуть, пока шёл посуху. Внизу по сопке ещё росли великаны, но чем выше, тем реже. Ромашка вела себя просто замечательно и, когда останавливались отдохнуть, даже и не тянулась за травой. Видно, что во время вынужденного безделья наелись на неделю вперёд. Поднялись по крутизне, а дальше пошла почти ровная поверхность, и уже уставший Матвей вдруг сообразил, что поклажа лёгкая и что Ромашка может и его на себе везти. Последние полчаса Матвей уже шёл по вешкам, по профилю. Километров через десять должен был быть лагерь девушек. Идея поехать верхом настольно понравилась, что Матвей, найдя упавшее дерево, обрубил пару мешавших посадке ветвей, подвёл к этому месту Ромашку и почти без труда забрался в седло. У вьючных сёдел не было стремян, не задуманы, поэтому и забраться на спину Ромашки иначе невозможно. Но одно обстоятельство Матвей не учёл, да и не мог учесть. Ромашка не знала, что такое везти седока, как слушать удила. И вообще как себя вести в таком случае. Но, оседлав Ромашку, Матвей как-то убедил её тронуться в путь. И какое-то время, оказавшись на такой высоте от земли (новые горизонты, виды), Матвей был рад идее ехать верхом. Ромашкины уши торчали вверх, голова качалась, всё было хорошо и понятно! Матвей даже проговорил (сказал) ей несколько приятных слов. Но где-то через километр Ромашка не то что свернула, но потянула слегка не по натоптанному профилю, а вправо. Матвей аккуратно потянул левый повод, чтобы вернуться на профиль, но Ромашка на это потягивание тут же остановилась.
– Здрасте, приехали, – сказал на это Матвей, ещё раз потянул повод, оба его ремешка. Ромашка даже попятилась. – Так! – проговорил Матвей. – Это ты зачем пятишься? – И Матвей даже хотел было спрыгнуть, что было бы совершенно правильным, но нелёгкая подсказала ему, как он видел в кинофильме, пятками хлопнуть Ромашку по бокам, понукая её к движению. И это было последним его движением, которое он сделал по своей воле. Ромашка от этих пяток сначала как бы присела на задние ноги, затем, так как Матвей держался за повод и невольно потянул его на себя, чтобы удержаться, вероятно, что удила впились в рот Ромашки настолько больно, что она одновременно и понесла, и заскакала. Несла и скакала с Матвеем она недолго, буквально какие-то метры, и на исходе эта её каприоль закончилась для Матвея антикурбетом, а за миг до вылета из седла его коленки, взметнувшиеся ввысь, врезали боксёрским хуком снизу в челюсть. Надо заметить, летел Матвей недолго и недалеко. Летел от боли в челюсти с закрытыми глазами, можно сказать, без чувств. По большому счёту самого момента приземления Матвей никак не почувствовал, настолько боль от хука была выше всего. Но, когда сознание вернулось, Матвей, ещё не открывая глаз, попробовал по отдельности проверить, всё ли в его теле на месте. Сначала пошевелил языком – шевелится. Затем осторожно пошевелил ногами – тоже всё как будто цело. Сжал и разжал кисти рук, и только после того, убедившись, что цел, открыл один глаз. Вернее, он открыл оба, но один, левый, ничего не видел, перед ним что-то тёмное находилось, а когда резкость навёл на правый глаз, то увидел что-то очень знакомое, светлое и овальное. Но настолько этот овал был совсем у глаза, что, чтобы понять, что это такое, Матвей слегка отодвинулся и… увидел остаток ствола молодого деревца, срубленного по профилю, чтобы не мешал проводить этот самый профиль. И, когда сообразил, что это такое, чуть было не вернулся в прежнее полуобморочное состояние, потому как увидел своим глазом, что был в двух сантиметрах от неминуемой смерти. Лежал Матвей долго, и не потому, что не мог встать, а потому, что было стыдно за себя. Из сознания, наседая друг на друга, выплывали картины одна страшнее другой. Как он лежит день, другой, пока не хватятся. А хватиться могут только на третий день. Как найдут, ужаснутся. Побелеет от сообщения Гаев, да все. Как выйдут в эфир, чтобы передать сообщение о смерти. Как в Москве упадёт в рыданиях мама.
Но самое интересное случилось, как только убитый случившимся Матвей поднялся на ноги. Матвей встал, потоптался на месте (всё цело) и увидел Ромашку в пятидесяти метрах от себя. Она преспокойно кормилась. Матвей, отряхиваясь от сора, пошёл к ней, но, когда осталось метров пять, она не просто посторонилась Матвея, а специально отбежала метров на двадцать.
«Однако, – подумал про себя Матвей, – обиделась, что ли?»
Матвей решил хитрить. Сначала, делая вид, что собирает что-то с земли, ходил галсами мимо Ромашки, постепенно приближаясь на расстояние броска. Первый вариант не прошёл: Ромашка усекла манёвр и снова отбежала. Вторым заходом Матвей решил попробовать загнать Ромашку в таёжный угол, где бы сходились два упавших дерева. Через полчаса, направляя Ромашку в нужную сторону, туда, куда они с ней совсем недавно мирно и шли, и даже немного верхом ехали, где такие две сосны лежали, упав друг на друга. Но и тут Ромашка оказалась хитрее Матвея. «Вот зараза, – совершенно искренне подумал о лошади-колхознице, – откуда только догадалась?» Но Ромашка именно догадалась, наперерез Матвею бросилась и буквально в метре, но прошмыгнула мимо бросившегося ей почти на шею Матвея. Ромашка отбежала вниз по склону. Матвей ещё не
