Голец Тонмэй - Андрей Васильевич Кривошапкин
Вот стоит кадар-имта. В сумерках еле виден. Значит, недалеко отсюда илуму Дэгэлэн Дэги. В другое время Тонмэй тут обязательно выкурил бы трубку и одарил щепотью табака кадар-имту. Как вспомнил о куреве, в груди засосало, во рту набралась слюна.
Тонмэй огляделся. Вокруг шумел густой лес. Все еще зеленеет, но кое-где кроны начинают желтеть. Это верная примета быстро наступающей осени.
Поднял глаза на кадар. Стоит он тихо и сумрачно, как одинокий, усталый пожилой ламут. Никакой живности не видно. Только высоко над скалой парит одинокий орел. Возможно, где-то тут повыше жилище орла. Или он дает ему с небесной выси сигнал о пасущихся где-то рядом снежных баранах.
Тонмэй потянул к себе верхового оленя, намотал на пальцы поводок и легко вскочил в седло.
Верховой олень, видно, учуял где-то рядом оленей. Ноздрями учуял дух собратьев или вспомнились прежние поездки сюда. Как бы там ни было, олень заметно прибавил ход. Перемена настроения верхового оленя подняла дух Тонмэя. Слышен легкий перестук копыт задних оленей. «Хорошо все. Доехал-таки без проблем. Пообщаюсь со стариком. Переночую и обратно поеду завтра утром. Хоть жажду утолю», – вертятся в его голове мысли. Его сильно тянет к чаю.
Езда по мягкой узкой тропке бодрит. В это время в нос ударил кислый дух дыма. Значит, подъезжаем. Где-то тут илуму старика.
В сумерках Тонмэй отчетливо увидел летящие вверх искорки и густой столб дыма. Почти рядом раздался голос Дэгэлэн Дэги:
– Эрэк як адун?! Бэй-гу, аринка-гу?[59]
На фоне темного силуэта чума – илуму, заговорившего человека не видно. Тонмэй легко спрыгнул с оленя и тотчас узнал старика.
– Это я, Тонмэй, приехал, – сказал он, привязывая верхового оленя к ближайшему дереву.
– Он-гу тачин-а… Тонмэй-гу?![60] – в голосе старика слышна радость. Старик подошел к Тонмэю, в избытке чувств обеими руками обхватил плечи Тонмэя и хрипло засмеялся.
– Это ты приехал?! – громко воскликнул старик, будто не веря.
– Не ждал, что ли, дедушка? – в темноте не видно лица Тонмэя, но ясно по голосу, что он улыбается.
– Никого не ждал, ей-богу. Мои дети откочевали далеко. Они не говорили, когда нас навестят, потому думаю, что скоро не приедут, – торопясь заговорил старик.
Тонмэй привязал оленей к деревьям.
– Зайдем в илуму. Там вдоволь поговорим, – сказав так, Дэгэлэн Дэги взял Тонмэя за руку и повел за собой.
– Видишь, атикан[61], кто к нам приехал?! – еще снаружи закричал старик.
– Нет, не вижу. Заходите, чего стоите, – раздался из илуму бойкий голос хозяйки.
Очаг горел ярко. Теплая волна воздуха обдала лицо Тонмэя.
– Здорово, Чимчэн-экэ[62] – Тонмэй протянул руку хозяйке.
Та в улыбке сморщила личико, глаза превратились в продолговатые щелочки.
Старик от радости впал в детство и не знал, как себя вести. Улыбался и без конца говорил. Только жена время от времени словами стыдила его. Она косилась на старика и говорила: «Веди себя по-человечески, а то одна стыдоба. Хоть отца Илкэни уважь, что ли…» После этого на какое-то время Дэгэлэн Дэги успокаивался. Затем вновь начинал говорить шумно и много…
Тонмэй решил занять старика вопросами:
– Опасно в это время жить в тайге без собаки. Тебе, абага, так не кажется?
Дэгэлэн Дэги тут же выпалил:
– Собака моя Качи еще зимой померла.
– Что-то не слышал, а как она померла?
– От старости. Сначала перестала лаять, потом все время лежала и спала. Однажды утром не проснулась, – старик отвечает степенно.
«Нет, Дэгэлэн Дэги в своем уме. Складно отвечает. Зря старуха его ругает», – подумал Тонмэй и продолжил:
– В такие темные ночи кяга[63] подкрадется, а вы его не заметите. Без собаки, как без рук. Не боитесь?
– А чего бояться его-то?! – удивился старик.
– Может же напасть. Бывали такие случаи.
– Что он с нас возьмет-то? Мы свое пожили. Я, к примеру, не боюсь, – смеется Дэгэлэн Дэги. – А как эта старушка думает, мне неизвестно.
– Тэт! – воскликнула бабушка Чимчэн и строго глянула на старика. Возглас этот имеет осаживающую силу, потому старик с виноватым видом умолк.
Тонмэй решил переменить разговор и спросил:
– А чем питаетесь? Что-нибудь добыли?
– Рыбачу я. В водоемах под кадарами ловлю сетью. У меня есть небольшая сеть. Нам на двоих хватает. – Дэгэлэн Дэги заметно успокоился.
– А уямканов видишь на кадаре?
– Ружья нет, зачем просто так пялиться на уямканов? Даже с ружьем мне трудно было бы. Плохо вижу. – Тут голос старика сник.
– Я между шитьем и выделкой шкуры ягоды собираю. Их тут, на сопке, шибко много. Старик, как дитя, лакомится ягодой, – в беседу подключается бабушка Чимчэн.
Вдруг она засуетилась. В чайнике, висящем над очагом, закипела вода. Бабушка осторожно сняла чайник с подвески и поставила на землю. Вынула откуда-то маленький заварник. Открыла деревянную крышку, налила внутрь кипяток. Поставила стол. На него – три деревянные кружки. Они знакомы гостю, это он смастерил их для них обоих. Еще две запасных для гостей.
Старуха сначала налила чай гостю, немного молока. Затем старику и себе. Положила на деревянную дощечку одну вареную рыбку.
– Тонмэй, попей чаю из своего стакана, – весело говорит она, намекая, что это им сделанные кружки.
Тонмэй из-за пазухи вынул трубку и просто пососал ее. Вздохнув, сунул обратно за пазуху.
Дэгэлэн Дэги заметил, как Тонмэй пососал пустую трубку, схватил себя за голову и закричал:
– Ну какой же я человек? Совсем выжил с ума!
Тонмэй не ожидал такой перемены и тревожно глянул на старика.
– Я же для тебя, друг Тонмэй, припрятал тут кое-что! – продолжая балагурить, Дэгэлэн Дэги принялся рыться в кожаном вьюке.
Тонмэй наблюдал за ним, думая: «Что он мог припрятать для меня? Однако старик чудит». Тут же, будто споря с ним, раздался торжествующий возглас старика:
– Сам все терпел. Верил, когда-нибудь ко мне заглянешь! Знаю тебя.
Он вынул замшевый мешочек и поднял его над головой.
