Укрощение тигра в Париже - Эдуард Вениаминович Лимонов
— Идет, — согласился писатель.
Нормально поездка стоила бы сорок франков. Толпа стояла, переминаясь на промозглой слякоти тротуара, экономя десять франков. Писатель презрительно проехал мимо.
Их окна были темны. Войдя в квартиру, он стал ругаться по-английски. Он выкрикнул с дюжину «факов» и «шитов», прибавив несколько «мердов» и даже «Джизус факинг Крайстов» и «ебаную Наташку», которая, блядь, делает из малейшей занозы глубокую душевную рану. Он пнул несколько раз диван и пуф в ливинг-рум и стал думать, где она. Очевидно, пошла в бар и напилась. Несмотря на то, что погнутая часовая стрелка простого, как амеба, жестяного будильника приближалась к трем ночи, открытый бар возможно было найти. Наташка, вне сомнения, не раз посещала подобные бары после кабаре вместе с другими мужчинами.
В половине четвертого он позвонил Нинке.
— Нина? Можно Наташу? Если она у тебя… Это Лимонов.
— Я не Нина, я — Тамара! Почему ты, Лимонов, позволяешь себе звонить в четыре утра и даже не извиняешься и не говоришь «Здравствуйте?». Кто ты такой на хуй? Почему ты позволяешь себе такое хамство?
Писатель хотел сказать ей все, что он о ней думает, об этой Тамаре, виденной им пару раз, но сдержался.
— Я извиняюсь, действительно, я хам, но я за нее волнуюсь. Она у вас? Я приношу мои глубочайшие извинения!
— Сейчас, дам тебе твою Наташку. — Фурия бросила трубку и забулькала в отдалении.
— Да! — Хриплый и вогнутый голос подружки заставил его скорчиться, как от желудочной боли.
— Почему ты убежала, что случилось? И Ефименков, и актеры, все ждали, когда же ты будешь петь… Все спрашивали меня: «Где Наташа? Где Наташа?..»
— Ну вас всех на хуй! — совершенно равнодушно сказала Наташка.
— Но что случилось? Объясни мне, если ты сама знаешь!
— Что случилось? То случилось, что старая сардинка приказала выключить микрофон…
— Какая старая сардинка?
— Мадам… Артисты, видите ли, мешали ей разговаривать с ее гостями. Поэтому она приказала Анатолию выключить микрофон!
— Ну и что?
— Как что! Акустика в подвале ужасная…
— Но ты, с твоим голосом…
— Дурак, ты ничего не понимаешь в этом деле! Да, мне с моим голосом легче, чем другим, меня слышно, но микрофон и усилители нужны для того, чтобы равномерно распределить голос по всему подвалу. Чтобы голос был не плоский! Я заявила Анатолию, что отказываюсь петь без микрофона, послала их всех на хуй и ушла…
— О, боже! — простонал писатель. — Нельзя так эмоционально реагировать на все, тигр, дарлинг…
— Ты не понимаешь… — Тигр вдруг заныл плаксиво. — Я хотела спеть необыкновенно хорошо. Чтоб ты услышал и они — Ефименков, актеры услышали… Я для тебя хотела спеть, хуй с ними, с актерами! — выругался тигр. — Чтоб ты мной гордился! Ты же никогда по-настоящему не слышал, как я пою. Никогда… — В голосе тигра зазвучал надрыв.
— Наталья, но ты же могла подойти к нам и попросить мадам: «Можно, пожалуйста, включить микрофон, я хочу спеть для наших гостей…» А? Или, если ты стеснялась мадам, можно было попросить Ефименкова… Из-за него ведь наверняка мадам приказала выключить микрофон, потому что он любит пиздеть и чтоб все его слушали. Когда ты научишься решать жизненные проблемы при помощи интеллекта, а не при помощи эмоций, ругани и скандалов, тайгер? — простонал писатель, не очень, впрочем, сердитый, потому что понял в этот раз причину.
— А ты не мог ей сказать, чтоб включили микрофон?! — прокричал тигр осудительно.
— Да я даже и не знал, что он выключен!
— Почему же ты меня не нашел там, Эдвард!
— Тайгер, я постоянно вертелся и не понимал, почему ты не поешь и где ты… Откуда я знаю ваши порядки? Не забывай, что я был первый раз в вашем заведении. И я не мог, как пьяный клиент, переться за кулисы в поисках тебя и бродить по коридорам… К тому же Ефименков держал меня весь вечер за руку, читал стихи восьмилетней девочки и лил слезы. Встать посреди его эмоций и уйти — значит обидеть человека…
— Ну вот, ты обидел меня… — пробурчал тигр.
— Наталья, хватит болтать и обижаться на пустом месте. Давай шагай домой. Нечего сидеть там среди блядей…
— Они не бляди, они очень хорошие девки. Я пришла к ним в полтретьего ночи, без телефонного звонка. Ты бы выгнал человека, пришедшего к тебе в полтретьего, а они были рады, что я пришла.
— Oк. Иди домой, — не стал углублять проблему писатель, подумав, что, если бы красивая женщина пришла к нему в полтретьего, он бы ее не выгнал.
— Хорошо, сейчас приду, — вяло, без энтузиазма согласился тигр.
«Сейчас» затянулось. Он уже было собрался выйти тигру навстречу, однако вовремя понял, что не знает, по какой улице пойдет от Нинки тигр. Он решил было позвонить блядям опять, но, вспомнив отвратительный голос Тамарки, воздержался… Привлеченный странным топтанием на улице, взглянув в ночное окно, он увидел тигра. В черном пальто, с сумкой, опустившейся до тротуара, тигр стоял спиной к стене дома на противоположной стороне улицы и качался. И, судя по подгибающимся время от времени коленкам, он, кажется, собирался сесть.
— Шит, Наталья! — выругался писатель и побежал вниз. Обхватив большого тигра за талию (тигр произнес только одну фразу: «Вот, я пришла!»), он потащил его в ворота дома и, напрягаясь (сумка фимэйл-тигра болталась, как лассо в руке пьяного ковбоя), поднял тигра по лестнице. Ввел в квартиру и свалил его в постель одетого.
— Я хотела спеть… — жалобно пробормотал тигр и, повозившись, уснул.
— Как может интеллигентный, сдержанный, взрослый человек жить с таким экземпляром, как ты? — спрашивал наутро писатель.
Она сидела на кровати, одетая в газетное платье, упираясь спиной в подушку, прислоненную к стене, хмурая, и курила.
— Видишь, как ты к себе хорошо относишься, Лимонов. Ты и интеллигентный, и сдержанный…
— Но если это так в действительности, что я могу сделать? Большую часть моей жизни я не был ни интеллигентным, ни сдержанным, и тогда, видит Бог, или боги, я себя таковым не называл…
— Значит, есть во мне что-то, что заставляет тебя мириться с моими недостатками, — серьезно и угрюмо сказал молодой и преступный тигр.
— Мы сейчас не обсуждаем твои достоинства…
— Конечно, ты не любишь обсуждать мои достоинства…
— Почему всякое мелкое препятствие вызывает в тебе пассивную реакцию сбежать, устраниться, почему ты при малейшей жизненной неудаче прыгаешь в алкоголь?
— Никуда я не прыгаю…
— Но почему же ты вчера напилась? Ведь когда я пришел
