Ход королевой - Бернард Вербер
Моника смотрит в окно машины на мирно пасущихся на ирландской равнине овечек.
– Собираетесь ее пытать, чтобы развязать язык? – спрашивает она.
– Вы шутите? Мы не дикари. О физическом насилии не может быть речи, тем более применительно к женщине.
– Как же вы будете вытягивать из нее эти сведения?
15
Николь О’Коннор чувствует себя той лабораторной мышью, за которой она наблюдала в школе в 11 лет. Как та мышь, она не может сама открыть дверь.
Она сидит в белой комнате без окон, где единственный источник света – неоновый светильник. Стены обиты матрасами. Вся обстановка – койка, унитаз и раковина. Койка железная, с привинченными к полу ножками.
В одном углу потолка динамик, в другом камера, о работе которой свидетельствует красный диод.
Николь поворачивается к камере.
– Вы не вправе меня здесь держать. Я требую адвоката.
Динамик отвечает женским голосом:
– Вы больше не в Республике Ирландия. Вы помещены в усиленно охраняемый блок тюрьмы на территории Северной Ирландии.
Вот почему меня увезли в пикапе.
Я хочу позвонить адвокату.
– Вы убили политического активиста, поэтому вы – политическая заключенная и как таковая не обладаете теми же правами, что уголовники.
– Я хочу поговорить с адвокатом.
– Назовите имена ваших сообщников, и вам разрешат позвонить тому, кому захотите.
– Я хочу поговорить с адвокатом.
Она колотит в дверь, но удары почти не слышны, потому что дверь тоже обита матрасом.
– Я ХОЧУ ВЫЙТИ!
Раздается щелчок, и она понимает, что женщина выключила свой микрофон. Николь лупит кулаками в стену, пока не падает обессиленная.
Где-то через полчаса она встает и прокручивает в голове сцену, предшествовавшую ее аресту.
Моника Макинтайр переспала с Райаном.
Она сделала это специально.
Потом мне подбросили фотографии.
Я повелась на разводку, как бык, бросающийся на красную тряпку.
Я не заметила ловушку, ослепленная яростью и жаждой мести.
Повелась – и попалась.
Меня поджидали в гостиничном номере.
Подстава была блестящей.
Я выстрелила.
Мне ударили по руке.
Подумать только: я была в каких-то долях секунды от того, чтобы застрелить ее, Монику, а не Райана.
Как они достигли такой точности и скорости?
Почему она пошла на такой риск?
Теперь все пропало.
Я убила свою любовь. И собственноручно обезглавила ИРА.
Да еще эта женщина с шиньоном, которая все снимала.
Не иначе, все было подстроено агентами МИ-5.
А довела ловушку до совершенства Моника. Однажды она уже обвела меня вокруг пальца, не пожалев своих коней на доске. И снова я потерпела поражение из-за всадников.
Она сворачивается в клубок, упорно прокручивая в памяти последовательность событий, и не слышит скрип в нижней части двери.
– Я хочу выйти, мне нужен адвокат… – бормочет она.
Вместо ответа в нижней половине двери открывается дверца, на полу комнаты появляется поднос со стаканом воды и с белой пластмассовой тарелкой, на тарелке белое пюре и кусок бескоркового хлеба, тоже белый, с белым сыром.
Пластмассовые вилка и нож – того же цвета. Есть и десерт – белая баночка йогурта.
Она пробует пюре и не различает вкуса. Остается надеяться, что это картошка. Хлеб и сыр такие же безвкусные. Йогурт не сладкий и не кислый. Все четыре продукта различаются только консистенцией – разной степенью мягкости.
Она выпивает воду – безвкусную жижу.
Не иначе, дистиллированная.
– ВЫПУСТИТЕ МЕНЯ! У ВАС НЕТ ПРАВА ДЕРЖАТЬ МЕНЯ В ТЮРЬМЕ БЕЗ СУДА!
Судя по горящему красному диоду, камера все время включена.
Я под постоянным наблюдением.
Она швыряет в камеру йогурт, но камера слишком высоко, не добросишь.
Она еще раз ударяет кулаком в стену и оседает на пол. В голове всплывает страшный вопрос:
Какое сегодня число?
Проклятье, по дороге я уснула и потеряла ориентацию во времени.
Который сейчас час? Не исключено, что ночь.
Почему здесь не гаснет свет? Вот бы они погасили эту чертову лампу!
Она описывает круги по камере, понимая, что за ней следит объектив с красным диодом.
Сенсорная изоляция, изощренная психологическая пытка. Органы чувств лишены любой информации: ни красок, ни звуков, ни каких-либо предметов.
Оказывается, это правда: англичане прибегают к сенсорной изоляции, особенно по отношению к нам, членам ИРА, попадающим к ним в лапы.
Она стискивает зубы.
Возможна ли более болезненная пытка, чем та, при которой мозг лишен малейшей информации? Всякого контакта с другими людьми? Под запретом запахи, вкус.
Она со всей силы бьет кулаком в дверь.
– ВЫПУСТИТЕ МЕНЯ!
Она колотит кулаками по стенам, надрывает глотку в крике, лишь бы слышать какой-то звук – хотя бы собственный голос. Вдыхает собственный запах.
В динамике под потолком снова раздается треск.
– Сотрудничайте, и все прекратится.
– МНЕ НУЖЕН АДВОКАТ.
– Сотрудничайте, и вас выпустят.
– У вас нет права задерживать меня без суда. Я хочу адвоката. Я – гражданка Австралии. Я хочу поговорить с кем-нибудь из моего посольства.
– Сотрудничайте, и ваши просьбы будут удовлетворены.
У нее подкашиваются ноги.
– МЕРЗКИЕ АНГЛИЙСКИЕ СВИНЬИ! ЧЕРТОВЫ УБЛЮДКИ! ЧТОБ ВЫ СДОХЛИ!
Новый удар в дверь.
И снова тишина.
Она растягивается на полу и рыдает.
Все это из-за мерзавки Моники. Выйду – от души над ней поиздеваюсь. Это уже не просто шахматная партия, я заставлю тебя мучиться, грязная потаскуха. Клянусь, я заставлю тебя заплатить.
16
Моника Макинтайр поселилась в гостинице в ближайшей деревне к тюрьме Мейз, называемой ирландцами «Лонг Кеш», где уже четыре дня держат ее смертельного врага.
Чтобы не скучать, она пишет следующую свою книгу «Ярость победы». Тема книги – малоизвестные сверходаренные люди, бившиеся за торжество своих взглядов, противоречивших глупым коллективным заблуждениям.
У книги будет подзаголовок: «Поторопившиеся с правдой».
В первой главе она рассказывает о Гипатии Александрийской, преподававшей в IV веке астрономию, геометрию, химию и биологию в Александрийской библиотеке. В конце концов Гипатия насторожила епископа Александрии Кирилла, который в ответ на ее отказ принять крещение велел своим монахам похитить ее и изрубить на куски.
Во второй главе книги речь идет об Артемизии Ломи Джентилески, проявившей в 1650-е гг. художественное дарование, превзошедшее талант ее современника Караваджо, но по причине своего пола не имевшей возможности профессионально заниматься живописью. Отец приставил к ней наставника, Агостино Тасси, но тот, завидуя ее таланту, изнасиловал ее, похитил ее полотна и выдал их за свои. На суде над Тасси мучениям подвергли саму Артемизию: к ней применили пытку sibili
