Джинсы, стихи и волосы - Евгения Борисовна Снежкина
– Здравствуйте, а Коля дома?
– Проходите, проходите. Колюшка, к тебе пришли! – Он показал на дверь и ушуршал в другую сторону.
Коля жил натурально во дворце. Только из коридора выходило семь дверей. Прямо по запаху чувствовалось, что это квартира мажора. Дверь одной из комнат резко распахнулась, на пороге стоял Коля в домашнем халате, совершенно серый, как газетная бумага.
– Коль, ты чего?
– А ты чего приперлась?
– Поговорить надо.
– А мне не надо.
– А мне надо.
Он хотел было закрыть дверь, но я вовремя подставила ногу.
– Так не делается. С тобой что-то происходит. Володарский стоит на ушах. Володя и Нина как воды в рот набрали. Кто остается? Я и Ленка? Ты так решил все сделать?
– Что все? Что сделать?
– Вот это я и хочу узнать. Если ты уходишь из студии, давай ты как-то об этом и скажешь. А если не уходишь, то объясни, что произошло. Начнем с того, что ты мне не рассказал всю историю про стихи. И потом, почему после ментовки ты вообще исчез?
Коля постоял с минуту, подумал.
– Ну ладно, входи.
Я зашла. Высокие стеллажи дорогого дерева, Валенок бы позавидовал. Собрания сочинений. Библиотека фантастики. Всемирная литература… Такого на макулатуре не заработаешь. Ковры, хрусталь, видак… Ох, ни фига себе…
– У тебя есть видак? Кто у тебя родители?
– Папа в «Совэкспорте» работает.
– А. Надо же, ведь ты не особо светил всю эту красоту. А вот что про видак не рассказал, вот это зря. У меня есть знакомые, они могут подкинуть разное.
– Да у меня самого есть…
– И молчал?
Коля виновато кивнул.
– Ну, так ты расскажешь?
– Даже не знаю, с чего начать… Я ж не знал… Не спрашивал, откуда у нас квартира эта… Какая семья… Меня же до последнего момента устраивало происхождение «из крестьян». Понимаешь, идиот! Папочка в загранке, детство в Алжире… Я же не видел ничего… Не замечал… А где прадедушка работал? В милиции… Это же максимум, что я у них спрашивал…
– Почему это так важно?
– Подожди. Это важно. Потому что… В общем, летом я «Архипелаг» прочитал. И с вопросами к родителям.
– А они что?
– Мямлить начали про ошибки, про верную линию, но с перегибами, но вообще головы в плечи втянули. Я думал, может, не всё знают. Рассказал им про дело Юркуна.
– А это кто такой?
– Это был многолетний любовник Кузмина, тоже поэт. Они жили практически с семьей. И тут вот этот божий одуванчик, – он махнул в сторону, куда скрылся дедушка, – встрепенулся и говорит: «Да я этого пидараса лично допрашивал». А я, понимаешь, я всю жизнь считал, что у меня прадедушка в милиции работал. Генерал. Блокадник. Орденоносец.
– Да. Кошмарная история.
Колю потряхивало.
– Ну ладно, допустим. Но это же все летом было. Сейчас-то чего?
Коля с силой потер лицо руками.
– После милиции… Слово за слово… Я им про расстрелы… Про судьбу Юркуна… Про то, что молчать об этом – преступление, особенно когда их кровь фактически на твоих руках… И тут выясняется, что они вообще-то за то, чтобы его расстреляли. Но не потому, что совок и вся эта фигня коммунистическая, а потому, что…
– Что?
– Потому… Потому что пидарас.
– Подожди, но к тебе это…
И тут до меня начало доходить.
– Коль, Нина права была, что ли? Вы с Володей…
Коля опустил руки в карманы халата и распрямил их с такой силой, что карманы начали рваться. Его лицо стало багровым, как-то сразу отекло, он схватил себя за голову и начал орать. Он рвал на себе волосы и мог только орать. Из коридора раздалось «Колюшка». Я прижала собой дверь. Коля кричал.
– Коля, успокойся, нельзя же так…
Но он не останавливался. Истошно, на одной ноте орал «А-а-а-а» и продолжал клочьями вырывать волосы. Я рванула за дверь, мне на руки почти упал дедок. Переставила его подальше – где кухня? Он махнул рукой – там. Добежала до кухни, схватила чайник, кинулась обратно. Вывернула ему целый чайник на голову. Потом схватила, крепко обняла. Колю колотило, и он ни на что не реагировал. Пришлось укусить. Он наконец-то почувствовал боль и дернулся.
– Спокойно, спокойно, угомонись.
Весом своего тела я опустила его на пол.
– Угомонись, ничего страшного не произошло. Ты им сказал? – Я ударила Колю по морде, как Бранд показывал. – Ты им сказал?
Он покачал головой.
– Значит, ничего еще не потеряно. Значит, есть какой-то выход. Просто надо успокоиться. Ты – это ты. И по фигу, кто на что и как смотрит. Сейчас тебе нужно поспать. А потом еще поговорить… Не знаю с кем… С Володей, что ли. Ты не один. Ты – это ты. Ничего не изменилось. Ты просто замкнулся в своем ужасе и напридумывал себе бог знает чего… Я здесь.
Тут входная дверь хлопнула и в коридоре раздалось «Колюшка!». Я стукнула Колю по спине: «Соберись». Театральная практика не прошла даром, и Коля изобразил осмысленное выражение лица. В комнату вошла Колина мама, увидела мокрого сына и лужу на ковре.
– Здравствуйте. Это что вы тут делаете?
– Сценарий разминаем, – нашлась я.
– А это что? – она показала на мокрый ковер.
– А это я доказывала, что из такого положения можно чайник перевернуть, а Коля мне не верил.
– Понятно…
– Ну ладно, я пойду.
Коля встал меня проводить. И уже когда открывал дверь, шепнул мне:
– Спасибо. На Арбате встретимся.
Глава пятнадцатая
1
Из всех студийцев до финала конкурса дошла только я. Нину отсеяли на первом этапе, Володя слетел со второго, но болеть за меня пришли стройными рядами. Я в первый раз осознала важность костюма. Поэтому специально выпросила самый крутой хайратник из макраме, феньки нацепила по локти, длинную льняную рубаху с вышивкой. Чтобы получилась такая же я, но поярче.
– Главное, только не волнуйся, – уговаривал Володарский по дороге к Горбушке. – Возьми тексты, чтобы не забыть…
– Так я их наизусть помню, мы их сколько раз на Арбате читали!
– Все равно. Я буду стоять за кулисами с водой. Главное – не беспокоиться.
– Дмитрий Станиславович, мы давно все отработали…
Я смотрела на Колю, Нину и Володю. Они сохраняли каменное выражение лица.
