Шоссе Линкольна - Амор Тоулз
Эммет побежал.
Он не помнил, сколько вагонов он пробежал утром, пока не добрался до пульмана. С тревогой он смотрел на крыши — не видно ли где открытого люка. Но увидел другое впереди, за полмили — поезд входил в поворот. Поворачивал поезд, полотно было неподвижно, но с точки зрения Эммета выглядело это так, как будто поворот набегал на вереницу вагонов, неотвратимо приближаясь, как горб бежит по веревке, когда ее встряхнешь.
Эммет побежал изо всех сил в надежде, что успеет перепрыгнуть на следующий вагон до поворота. Но поворот начался раньше, чем он рассчитывал, — как раз когда он прыгнул. Вагон качнуло, Эммет приземлился неровно, пролетев вперед по инерции, и распластался на крыше так, что одна ступня торчала за краем.
Боясь выпустить наволочку, Эммет судорожно искал, за что бы схватиться свободной рукой. Не глядя, нащупал металлический выступ и подтянулся к середине крыши.
Он ползком вернулся к торцу вагона, на который только что перепрыгнул. Нащупал ногой лестницу, еще отполз назад, слез и повалился на узкую площадку, тяжело дыша и проклиная свою глупость.
О чем он думал? Прыгая с крыши на крышу? Ведь мог свалиться с поезда. Что было бы тогда с Билли?
Теперь поезд мчался со скоростью пятидесяти миль, самое малое. Когда-то в течение часа он сбавит ход, и тогда можно будет без риска добраться до своего вагона. Эммет посмотрел на часы брата: стекло раздавлено, секундная стрелка замерла на месте.
Пастор Джон
Когда пастор Джон увидел, что кто-то спит в вагоне, он хотел было уйти. Если путь далекий, попутчика иметь неплохо. Поездка в товарном вагоне — дело долгое, с удобствами скудно, а у всякого человека, хоть и бродяги, всегда найдется история, или поучительная, или занятная. Но с тех пор, как Адам в последний раз увидел Эдемский сад, грех поселился в сердцах людей, и даже те, кто по натуре добр и кроток, могут вдруг сделаться жестокими и алчными. Так что, когда усталый путник имеет в своем распоряжении полпинты виски и восемнадцать долларов, заработанных в поте лица, разум подсказывает воздержаться от благ товарищества и проводить часы в безопасном уединении.
Так думал пастор Джон, когда увидел, как незнакомец сел, включил фонарь и навел узкий луч на страницу большой книги — и оказался всего лишь мальчиком.
«Беглец», — подумал пастор Джон с улыбкой.
Ясно: поссорился с родителями, рюкзак на плечо и ходу, как Том Сойер, — раз такой читатель. Когда доедет до Нью-Йорка, уже обрадуется, что его опознают и вернут строгому, сердитому отцу и в объятия ласковой матери.
Но до Нью-Йорка еще целый день пути, и хотя мальчики бывают наивными, неопытными, взбалмошными, они не лишены практической сметки. Если взрослый разгневанный мужчина может выскочить в одной рубашке, мальчик-беглец всегда предусмотрительно захватит сэндвич. Может, даже остатки курицы, поджаренной вчера вечером. И еще надо подумать о фонарике. Сколько раз за последний год пастор Джон мечтал, чтобы провидение послало ему фонарь! Не сочтешь, сколько раз.
— А, приветствую!
Не дожидаясь ответа, пастор Джон спустился по лесенке и, отряхнув пыль с коленей, отметил про себя, что мальчик, хоть и посмотрел на него с удивлением, проявил воспитанность: не посветил фонарем на лицо пришедшего.
— Для пехотинцев Господа, — начал пастор Джон, — часы долги, а удобства скудны. И я лично был бы рад обществу. Не возражаешь, если я подсяду к твоему огоньку?
— Моему огоньку? — повторил мальчик.
Пастор Джон показал на фонарик.
— Извини меня. Я выразился в поэтическом смысле. Это профессиональная слабость духовных лиц. Пастор Джон, к твоим услугам.
Пастор Джон подал руку, мальчик встал и пожал ее, как джентльмен.
— Меня зовут Билли Уотсон.
— Рад знакомству, Уильям.
Хотя подозрительность стара как грех, мальчик даже намека на нее не выразил. Но проявил некоторое любопытство.
— Вы настоящий пастор?
Пастор Джон улыбнулся.
— В моем распоряжении нет колокольни и колоколов, мой мальчик. Как у тезки моего Иоанна Крестителя, моя церковь — открытая дорога, а паства моя — простые люди. Но да, пастор я настоящий, более настоящих едва ли встретишь.
Мальчик сказал:
— За два дня встречаю второго священнослужителя.
— Расскажи-ка.
— Вчера я познакомился с сестрой Агнессой из «Святого Николая» в Льюисе. Вы ее знаете?
— Я много знал сестер в свое время, — сказал пастор, мысленно подмигнув. — Но, кажется, не имел удовольствия знать сестру по имени Агнесса.
Пастор Джон улыбнулся мальчику и позволил себе сесть. Мальчик тоже сел, и Джон, выразив свое восхищение фонарем, спросил, нельзя ли рассмотреть его поближе. Ни секунды не колеблясь, мальчик отдал его.
— Это фонарь из армейских излишков, — объяснил он. — Со Второй мировой войны.
Словно любуясь лучом света, пастор Джон обвел им внутренность вагона и с удовольствием отметил, что рюкзак мальчика больше, чем показалось вначале.
— Первое творение Господа, — заметил пастор Джон, возвращая фонарь владельцу.
Мальчик опять посмотрел на него с любопытством. Пастор прояснил цитатой:
— «И сказал Бог: да будет свет. И стал свет».
— Но в начале Бог сотворил небо и землю, — сказал мальчик. — Разве свет не третье Его творение?
Пастор Джон кашлянул.
— Ты совершенно прав, Уильям. По крайней мере, в техническом отношении. В любом случае, я думаю, мы можем предположить, что Господь весьма доволен тем, что третье Его творение, употреблявшееся человеком для нужд войны, обрело вторую жизнь на службе просвещения мальчика.
Мальчик, удовлетворившись этим заключением, умолк, и пастор Джон невольно обратил жаждущий взгляд на его рюкзак.
Накануне пастор Джон проповедовал Слово Господне на краю походного собрания возрожденцев возле Сидар-Рапидса. Официально он не был участником собрания, но так захвачены были присутствующие его особым вариантом серы и огня Господнего, что он проповедовал с зари до зари, даже без короткого перекуса. Вечером, когда стали сворачивать тенты, пастор Джон намеревался посетить ближайшую таверну и отужинать в обществе хорошенькой участницы методистского хора, может быть, даже за стаканчиком вина. Но оказалось так, что регент был в то же время отцом девушки, а дальше то одно, то другое, и пастору Джону пришлось отбыть раньше, чем намеревался. Так что, когда он подсел к мальчику, ему уже не терпелось преломить с ним хлеб.
Но в пустом товарном вагоне этикет столь же необходим, как за столом епископа. И дорожный этикет требует, чтобы один путешественник хорошо узнал другого, прежде чем разделить с ним трапезу. С этой целью пастор Джон взял инициативу на себя.
— Скажи мне, молодой человек, что
