Шоссе Линкольна - Амор Тоулз
Вулли улыбнулся ему, как знакомому, и тот ответил такой же улыбкой. Но когда Вулли слегка помахал ему рукой, человек не ответил. Он засунул руку в оттянутый карман мешковатого пиджака. Потом сделал интересный жест, скрестив руки: правый кулак приложил к левому плечу, а левый кулак — к правому. Вулли заинтересовался: тот стал опускать кулаки вдоль рукавов, оставляя на них маленькие белые штучки.
— Это воздушная кукуруза, — вслух изумился Вулли.
Когда кусочки воздушной кукурузы усеяли рукава от плеча до низа, он стал медленно поднимать руки и растопырил их как… как…
— Как пугало! — сообразил Вулли. Вот почему человек в вялой шляпе показался таким знакомым. Потому что он был в точности как пугало в левом нижнем углу карты-салфетки.
Но этот человек не был пугалом. Он был полной его противоположностью. Когда он раскинул руки, все воробушки, порхавшие над ним, стали спускаться и порхать над его рукавами.
Воробьи склевывали кукурузу, а две белки, прятавшиеся под скамьей, подбежали к ногам джентльмена. Вулли широко открыл глаза от удивления: он подумал, что сейчас они взберутся по человеку, как по дереву. Но они свое дело знали, они дожидались, когда воробей случайно столкнет кусочек кукурузы с руки джентльмена на землю.
«Надо не забыть рассказать про это Дачесу», — подумал Вулли, торопливо шагая прочь.
Потому что Птичник парка Свободы выглядел точно как старые эстрадные артисты, про которых Дачес любил рассказывать.
Но когда Вулли вышел на улицу, веселый образ Птичника с раскинутыми руками сменила гораздо менее веселая личность полицейского, стоявшего у машины Эммета с книжкой штрафов наготове.
Эммет
Эммет проснулся со смутным ощущением, что поезд не движется. Он посмотрел на часы Билли — начало девятого. Наверное, приехали в Сидар-Рапидс.
Тихонько, чтобы не разбудить брата, Эммет встал, взобрался по лесенке и высунул голову из люка на крыше. Он посмотрел на хвост поезда, стоявшего сейчас на запасном пути, и увидел, что к нему прицепили еще два десятка вагонов.
Эммет стоял на лесенке, лицо его обвевал холодный утренний ветерок, и он уже не думал о прошлом. Он думал о том, что хочет есть. После Моргена он съел только сэндвич, который ему дал на вокзале брат. Билли хватило предусмотрительности позавтракать в приюте, когда его угостили. По расчетам Эммета, до Нью-Йорка было еще часов тридцать, а в мешке у Билли оставалась только фляжка воды и последние печенья от Салли.
Но нищий сказал тогда Эммету, что они остановятся на несколько часов в Сидар-Рапидсе, и там «Дженерал миллс» прицепит к поезду свои вагоны, набитые доверху ящиками с хлопьями.
Эммет спустился и осторожно разбудил Билли.
— Поезд постоит здесь. Пойду посмотрю, не найдется ли чего поесть.
— Хорошо, Эммет.
Билли опять уснул, а Эммет поднялся по лесенке и вылез из люка. Ни впереди, ни позади на крышах признаков жизни не было, и он пошел к хвосту поезда. Он понимал, что груженые вагоны «Дженерал миллс» скорее всего заперты. Единственная надежда, что какой-нибудь из люков будет закрыт ненадежно. До отправления оставалось меньше часа, поэтому он старался действовать быстро и перепрыгивал с крыши вагона на следующую.
Но когда дошел до последнего порожнего вагона «Набиско», остановился. Впереди тянулись плоские прямоугольные крыши вагонов «Дженерал Миллс», но первые два перед ним — с выпуклыми крышами — пассажирские вагоны.
После минутного замешательства Эммет спустился на узкую площадку и заглянул через окошко в двери. Бо`льшую часть вагона заслоняла занавеска за стеклом, но то немногое, что ему удалось разглядеть, внушало надежду. По-видимому, это был салон частного вагона со следами вчерашнего празднования. За двумя креслами с высокими спинками, повернутыми к нему, виден был низкий столик с пустыми бокалами, перевернутая бутылка из-под шампанского в ведерке для льда, буфетная стойка с остатками еды. Пассажиры, вероятно, отсыпались в соседнем вагоне.
Эммет открыл дверь и осторожно вошел. Осмотрелся: вчерашний праздник оставил помещение в беспорядке. На полу валялись перья из разорванной подушки, хлебные шарики и виноградины, видимо, послужившие снарядами в перестрелке. Стеклянный фасад стоячих часов был распахнут, и обе стрелки на циферблате отсутствовали. А на кушетке у буфета крепко спал человек лет двадцати пяти в запачканном смокинге, с ярко-красными полосками на щеках, как у апачей.
Эммет подумал было вернуться назад и дальше идти по крышам, но такого удобного случая больше не будет. Поглядывая на спящего, Эммет тихонько прошел между двух кресел. На буфете стояла ваза с фруктами, хлеб, нарезанный сыр и съеденная наполовину ветчина. Рядом — опрокинутая банка кетчупа, очевидно, послужившего боевой раскраской. Под ногами Эммет увидел разорванную наволочку. Он быстро нагрузил ее едой на два дня и закрутил ей горло. Бросил последний взгляд на спящего и повернул к двери.
— Э, стюард…
В кресле с высокой спинкой мешком сидел второй в смокинге.
Наблюдая за первым, Эммет прошел мимо этого и не заметил его, что было удивительно: человек был футов шести ростом и весил, наверное, двести фунтов. Боевой раскраски на нем не было, но из нагрудного кармана торчал, как платок, ломтик ветчины.
С полуоткрытыми глазами проснувшийся поднял руку, медленно разогнул палец и показал им на пол.
— Будьте так добры…
Поглядев в указанном направлении, Эммет увидел лежащую на боку полупустую бутылку джина. Он положил свою наволочку, поднял бутылку и отдал проснувшемуся, который принял ее со вздохом.
— Битый час наблюдаю эту бутылку и перебираю стратагемы, с помощью которых я мог бы ею завладеть. И одну за другой был вынужден отвергать как неблагоразумные, несостоятельные или противоречащие законам тяготения. В итоге я прибег к последнему спасительному средству для человека, который исчерпал все возможности добиться чего-то иначе, как своими силами — короче говоря, к молитве. Я помолился святому Фердинандо и святому Варфоломею, святым покровителям пульмановских вагонов и повалившихся бутылок. И ангел милосердия снизошел ко мне.
Он глядел на Эммета с благодарной улыбкой, и вдруг она сменилась удивлением.
— Вы не стюард?
— Я тормозной кондуктор.
— Все равно, я вам благодарен.
Он повернулся налево, взял с круглого столика стакан и стал осторожно наливать в него джин. Эммет заметил, что на дне стакана лежит оливка, пронзенная минутной стрелкой часов.
Наполнив стакан, проснувшийся посмотрел на Эммета.
— Не соблазнитесь?
— Нет, спасибо.
— При исполнении — понимаю.
Он поднял стакан за здоровье Эммета, выпил залпом и печально посмотрел
