Предчувствие - Анатолий Владимирович Рясов
Когда они наконец соберутся уйти, официантка попросит об одном одолжении. Протянув им разрезанную пробку, произнесет:
– Пожалуйста, это наша традиция. Напишите с наружной, округлой стороны пробки свое имя, а на внутренней, ровной – самую сокровенную мечту. Обещаем, что мы никому не расскажем, а сразу приклеим пробки к одной из колонн. И тогда ваша мечта точно исполнится.
Колонны и многие стены в этом маленьком кафе действительно будут покрыты половинками винных пробок. Отчего это только теперь бросится в глаза? Ксоврели сразу же одобрит эту мещанскую затею (к чему расстраивать незнакомку?) и не задумываясь запишет какую-то мимолетную ерунду на разрезанной закупорке. Петр поколеблется и наконец тоже нацарапает. На месте мечты будет – «Забыть об истории». А на округлой части – «Петр Алексеев». Из-за выпитого вина это покажется ему коротким, почти совершенным литературным текстом, вернее даже – художественным объектом. Ксоврели спросит:
– Вам известно, где его могила?
– Да.
– Отлично, не говорите мне.
Лишь только они выйдут на улицу и попрощаются (врач скроется в темноте, насвистывая мотивчик из Девятой симфонии Дворжака), Петр осознает, что злосчастная запись на пробке – жалкое посмешище, нечто похожее на выдумку первого Ксоврели, и ему станет безнадежно стыдно. Стыдно перед Альмой. Вернувшись в комнату, он войдет в подаренный ею офорт, в его дымчатую желтизну. Как в прозрачный водопад. Как в дождь. Как в безветрие. Притаится рядом с размытыми пятнами, сольется с белесыми силуэтами в самом уголке. Войдет в ее образ, в ее сон. Да, приснится ей напоследок. Заметит, как она навсегда исчезнет в дымке собственной картины. Где-то там, где почти все откажется существовать. И вдруг подумается, что ее исчезновение – это их общее дело. Дело, объединяющее его с ней едва ли не больше, чем все их предыдущее общение. Как будто только через это исчезновение и способна стать заметной их близость. И конечно, это сродство поставит все под вопрос, выбьет из-под ног последнюю опору, лишит любого грядущего. Исчезнув, она узнает что-то, что уже не сможет передать ему. Опыт, которым он все еще не будет обладать. Впрочем, так всегда с мертвыми. Но с ней – особенно чутко. Вернее, зов донесется, но будет непереводим. Как найти в этом доживании место для будущего?
И внезапно появится ответ: полагаться на грядущее, не изменять ему, ничего не ожидая – ни хорошего, ни плохого. Попытаться быть с будущим не только (как прежде) в веселье и беззаботной дури, но не бросить его и в безнадежности, в ужасе. Все ближе подступать к Богу, поклявшись не поверить в Него. Вот чем он теперь займется. И письмо должно стать легким. Но не как прогулка, а как смерть. Нет, он не испугается патетики.
Эпизод двадцатый,
он расскажет о крушении
Чтобы избавиться от сомнений, прочтем это письмо. На этот раз – необязательно вслух.
Сложно не перепутать пятерку и шестерку. Они ведь и правда чертовски похожи. В чем-то даже больше, чем девятка и шестерка, тем более – пятерка и двойка. Как знать. Аристократическое вопрошание. Не чурающееся нищеты. Алчущее ее. Без лицемерия. Без рисовки. Без декадентства. Без фиги в кармане. Без безумия. Это важно – без безумия. Лишь с долей беспечности (что, к слову, не столь уж приятно). Так вот, настаивая на отличии, мы только усугубим неистовую схожесть. Усилим же эту мысль. Прокричим ее в мегафон. Или хотя бы сложим ладони рупором. Усугубим мысль вместо того, чтобы усиливать ошибку. Впрочем, ошибка и мысль всегда будут связаны сильнее, чем принято думать. Кстати, не синонимы ли это? Можно даже предположить, что пятерка – не более чем плохо пропечатанная шестерка. Что речь вообще должна идти об одной и той же цифре. Похожие отношения у тройки с восьмеркой. Скажем, между женским и мужским сумасшествием намного бóльшая разница. Хотя так вроде бы не принято считать. Но они абсолютно разные. Я смогу курировать отдел гендерных исследований, как только возникнет необходимость. Наверное только, это произойдет не скоро. И на приглашение я отвечу отказом. Откуда эта наша любовь к заштопыванию пропастей? С другой стороны, разница между мещанским и интеллектуальным безумием во много раз больше. С какой сеткой лучше подойти к этому – с классовой, с расовой, с массовой? Или вот не менее интересная перспектива: с таким же успехом можно открыть кафедру изучения цифровых палиндромов на экранах часов. Особенно интересны среди этих перевертышей те, что не станут меняться, даже отразившись в зеркале. 10:01, к примеру. Да, наверное, я еще напишу монографию на эту тему. Но вернемся к мыслительным ошибкам. Кстати сказать, пресловутый премиальный костер нельзя определить иначе, как досадную оплошность. Ведь нет ничего нелепее, чем возомнить возможность игры сил и энергий там, где любая импровизация будет воспринята исключительно в качестве средства донесения некоего сообщения и потому предстанет как дурацкое фиглярство. Идея самосожжения будет здесь воспринята как нечто вроде выливания себе на голову кетчупа. К чему же это мое появление там? Сам не пойму, какое-то необайройтское помутнение, наверное. Но вот что. Не надо навещать меня. Не надо думать, что я выйду на порог с потерянной, виноватой, грустно-ехидной, какой угодно улыбкой. Мол, вот оно как. Так и знай, не будет ничего подобного. И без того слишком много незнакомцев, выдаваемых этим говном за моих друзей. Имей в виду, мне нет дела ни до одного из них. Все это их шпики, тут можно не сомневаться. Так что добро пожаловать, только если появится желание стать одним из них, влиться в гнидно-навозные ряды. В общем, лучше пришли на мое имя посылку. Я смогу сделать так, что ее не вскроют посторонние руки. Тебе ничего не будет угрожать. К тому же мои небольшие просьбы не доставят много хлопот. Блок сигарет, пачку жевательных резинок, побольше шоколада, печенья, орехов, лучше раздели все это на части и заверни в фольгу, тогда я смогу быстро попрятать свертки в разных местах. Еще купи несколько бутылок лимонада и любыми способами раздобудь наркотики. Желательно опиум или мескалин. Это все. Хотя нет, еще ведь нужна одежда. Понадобятся лакированные ботинки, хороший костюм и пять галстуков (по одному на каждый будний день). Пена для бритья, по возможности итальянская. Или разыщи гель для трехдневной щетины. Перьевые ручки. Первое французское издание Пруста (достань через своих пронырливых писак хотя бы третий том). Фрукты, конечно. Голубику, манго, гранаты. Сирийскую пахлаву, японское мороженое, профитроли (шутка). Армянское вино, текилу (если не сложно). Оливковое масло, соевый соус, горчицу (не помешает). Но сначала обязательно напиши. Сходи на могилу Альмы, подробно обрисуй мне все происходящее там. И сперва прополи траву, дикие цветы (шиповник тоже наверняка понадобится усмирить), подмети плиту, вымой ограду и камни (слава богу, там нет стола). Конечно, все это надо бы сделать мне самому, но для тебя не секрет, что эти твари меня туда не отпустят. Напиши мне, обязательно напиши. Лучше начни письмо так же, как и я, с чего-нибудь «странного». Достаточно буквально десятка фраз. Они прочтут их и, споткнувшись, не смогут продвинуться дальше. Не сомневайся, так
