Шум - Рои Хен
Если ты не спишь, может, все-таки поговорим?
Нет, нет и еще раз нет. Ципора закрывает глаза. Нельзя разговаривать с галлюцинациями. Запрещено. Так и сходят с ума, объясняет она голосу в голове. Здесь никого нет и уже много лет не было. Не то чтобы никто не хотел, были желающие, и захаживали, и ухаживали, но никто не смог пройти за железный занавес, за которым ледяные ставни, за которыми заслон цинизма, за которым пара едких глаз той, которая аргументированно послала всех ко всем чертям.
Мне нужен талантливый переводчик вроде тебя.
Ципора отмахивается:
– Я перевожу только мертвых авторов.
Думаю, Я как раз из этой категории.
Но Ципора не сдается.
– Хочешь триумфального возвращения за мой счет? Не получится, господин… в смысле, Господи. И вообще, я не собираюсь быть персонажем книги, написанной мужчиной.
Если ты про Библию со всеми сиквелами, то там много авторов, но Я не из них.
– Никто не напялит мне парик на голову, и колготки летом я носить не собираюсь!
Меня не волнует, что ты носишь. Я даже не отличу кипу от хиджаба. Я вообще снаружи вас не вижу, только изнутри.
Попытавшись выпрямиться, она заявляет пустому куску стены между двумя картинами:
– Тебе нужно сообщить что-то миру? Говори сам.
Мир Меня больше не слышит. А у тебя мудрое сердце. Дело в том, что Я собираюсь обрушить на мир…
– Ла-ла-ла, – она затыкает уши, – ла-ла-ла…
Ты серьезно?
– В чем проблема? Заводит женское пение?
Заводит? Ты себя слышала?
– Ла-ла-ла-ла!
Может быть, и хорошо, что жалюзи закрыты, иначе соседи увидели бы женщину шестидесяти шести лет с воткнутыми в уши пальцами – ну вылитый ребенок. Наконец Ципора устает и бормочет:
– Крепкий кофе, и немедленно… – И тут же вспоминает, что проклятая кофемашина сломана!
Она не проклята и не сломана. Ты просто не налила в нее воды. И, кстати, это добрый знак – все Мои пророки плохо справлялись с бытовыми вопросами.
Ципора игнорирует Голос, но тем не менее открывает кран, наливает в кофемашину воду, вставляет капсулу и нажимает кнопку. Бархатистая черная жидкость наполняет маленькую чашку.
Я хотел сказать, что собираюсь хорошенько пошуметь, учинить Великое Потрясение.
– Супер. – Ципора смакует эспрессо. Горький жар наполняет рот, стекает в желудок.
Ты слышала, что Я сказал? Шум! Великое Потрясение!
– Можно подумать, сейчас здесь тихо, – ворчит она.
Ципора!.. Я… Я Господь Бог твой!
– “Я, я, я”! Зациклен Ты на себе, а меня просто хочешь использовать. Думаешь, нашел дурочку, которую можно выставить вместо себя на линию огня, и она прикроет все Твои преступления? Дело не только в том, что у меня в ванной даже Ты не найдешь мужского волоска, а в том, что Ты столкнулся с убежденной атеисткой, которая в Йом-Кипур[18] ест омлет с сыром и беконом и смотрит иранские фильмы.
Жаль тебя разочаровывать, но Мне все равно, что вы едите и что смотрите. Писавшие Мои книги были очень талантливы, но и вреда они Мне причинили немало. Все эти разделения мясное-молочное и, ты удивишься, разделение между религиями и нациями – все это ваших рук дело, а не Моих.
– Ой! Так Ты теперь Бог для всех? Неожиданно. Так почему Ты не говоришь со мной по-арабски? Или на латыни, санскрите?
Потому что это языки, которых ты не знаешь. Я был бы признателен, если бы ты перестала это делать.
– Что делать?
Вот так вот сопеть, сжав зубы, у Меня от тебя мурашки по коже.
– Не перестану. В этом доме никто не указывает, что мне делать! Ты создал нас со свободой воли, так? Вот и отлично. Я по собственной воле предпочитаю в Тебя не верить. Ты ненавидишь женщин, развязываешь войны, Ты расист и каннибал. Ты помешан на себе самом, и Твой бархатный голос на меня не действует. Как по мне, пусть этот мир взорвется.
Он не взорвется, я тебе уже говорил, сначала разразится чума, потом война, а затем будет Великое Потрясение – все это для того, чтобы вы наконец научились жить друг с другом. Ной и его жена, к слову, ладили лучше всего, когда были заперты в ковчеге. Катастрофы вас объединяют, это факт, они пробуждают в вас человека. В Израиле евреи с Востока и с Запада объединились только после того, как…
– Я очень советую Тебе на этом остановиться…
Я просто говорю, что эта страна была создана только после того, как…
– Еще одно слово – и Ты пожалеешь об этом. Мои родители познакомились и бежали из Польши благодаря нацистам?! Да?! Хватит! – Ципора с силой бьет себя кулаком по голове. – Хватит! Хватит! Хватит!
От удара голову пронзает боль, но метод срабатывает. Голос заткнулся.
– Умираю хочу писать, – выдавливает она сипло, – я терпела, потому что стеснялась, но всему есть предел. Хочешь смотреть – на здоровье. Смотри, извращенец.
И Ципора шаркает в ванную, опираясь о стену, чтобы не потерять равновесие, так у нее кружится голова.
– Я никогда не закрываю дверь, знаешь почему? Потому что я живу тут одна. И сейчас я тоже одна! – бормочет она, сидя на унитазе. – Пропал на миллион лет, придумал себе какое-то “сокрытие”[19], а теперь является с претензиями и еще втирает мне, что только благодаря нацистам мои родители поженились. Мерзость! Я переводчик и сразу вижу тех, кто хочет спрятаться за чужой спиной, потому что самому не хватает смелости говорить. Трус, вот Ты кто! Что? Молчишь? Тебе нечего сказать на это, а? Все? Мы закончили? Ты уже свалил? Вот и отлично. И чтобы тихо тут было!
Она сливает воду и тащится обратно на кухню, чтобы вылить в себя последние капли кофе. Лицо ее кривится – кофе горький и холодный.
– Подожди! – Она чуть не роняет чашку. – А с проказой что делать?!
Рука ее все еще покрыта отвратительными красными волдырями и выглядит как осьминог на сковородке. Ладно, всю жизнь справлялась со всем сама, и нет причин что-то менять в ее возрасте. Ципора заходит на сайт поликлиники и пытается записаться
