Шум - Рои Хен
Гайя, не спрашивая, подливает всем просекко, и Ципора, отправляя в горло пузырящийся напиток, признается:
– Вчера ко мне заходил Бог.
Пчела возвращается и жужжит прямо над ухом Ципоры.
– Кто? – спрашивают Тами и Гайя хором, будто двухголовый дракон.
– Вчера, после аварии, мне пригрезилось, что со мной разговаривал Бог. И не одно-два предложения, а задвинул целую речь. Я выпила снотворное, поэтому не все помню.
Пчела продолжает выписывать восьмерки перед Ципорой.
– Кажется, Он хотел… Да отвали ты уже!.. Он просил меня… Чтоб тебя! Вот же холера!
Ципора слишком резко взмахивает бокалом с просекко, чтобы прогнать пчелу, бокал вылетает из руки, и просекко заливает ноутбук Гайи. Тами вскрикивает, все вскакивают, и столик чуть не опрокидывается. Переполох заставляет подскочить и всех сидящих вокруг.
– Это Он… – бормочет Ципора. – Это Он! Вчера голубь, сегодня пчела…
И тут жало вонзается ей в руку. Ципора кривится, открывает рот, чтобы закричать, но не может издать ни звука. Черно-желтое тело пчелы застряло под кожей, и никто из посетителей кафе не решается прийти на помощь, кроме Гайи. Вооружившись кредиткой и салфеткой, она резким движением выдергивает пчелу вместе с жалом из плеча Ципоры.
– Видела как-то на “Ютубе”, – объясняет Гайя и ведет Ципору в туалет. Представление окончено, все снова продолжают пить кофе.
– Ну все. Я схожу с ума, – бормочет Ципора, наклоняясь над раковиной.
Тами придерживает ей волосы, а Гайя осторожно промывает место укуса водой с мылом. Это сестринство прерывается, когда Ципора испускает леденящий кровь крик:
– Проказа! – Она вытягивает руку, покрывшуюся красными пятнами.
– Не проказа, – улыбается Гайя, – просто аллергическая реакция на укус. У меня в сумке есть таблетка, от которой тебе мгновенно станет лучше.
Едва подруги детства остаются одни, Тами набрасывается на Ципору:
– Какого черта ты творишь?! То, что ты хотела каждого мужчину, с которым я была, ладно, это старая история, проехали, но теперь ты что, в лесбиянки подалась? У тебя вообще есть какие-то границы? Ты не можешь видеть меня счастливой?
– Давай-ка ты расслабишься, – выдавливает Ципора. – Пострадала я, а обижаешься, как всегда, ты.
– Потому что ты, как всегда, норовишь обидеть, – парирует Тами. – Сначала сидишь там и издеваешься над ней (у нее прорезается тон, которого Ципора не слышала с тех пор, как их отношения охладели), а потом закатываешь истерику, чтобы все внимание досталось тебе, и я наблюдаю, как моя жена гладит тебя через полчаса после знакомства? Понятно, почему дочка избегает тебя!
Это удар ниже пояса, но сыпь на руке, сердцебиение и тошнота от просекко вкупе с пчелиным ядом мешают Ципоре достойно ответить на обвинения.
– Держи. – Гайя возвращается с таблеткой и стаканом воды. Она убирает мокрую прядь волос, прилипшую к щеке Ципоры.
– Скажи, – Ципора поднимает на Гайю взгляд, – а ты сама-то веришь в Бога?
– В мстительного мужского Бога не верю, – уверенно отвечает Гайя, как будто ее уже спрашивали об этом множество раз, – но верю, что люди создали себе Бога, чтобы сохранить хоть какое-то подобие человеческого образа. Со временем этот Бог изнашивается, крошится и рвется, как старая тряпичная кукла, и теперь мы должны придумать новое божество по своему образу и подобию, а что Она прикажет написать на своих скрижалях завета, зависит уже от нас, от каждой из нас.
Мудрое сердце
Ципора без сил падает на синий диван в гостиной. Постороннему, находись он тут, она показалась бы огромной грушей в черном мешке, из которого торчит дрожащий лиловый хохолок. Незрелая душа в нетрезвом теле. Раз за разом она пытается снять солнцезащитные очки, пока не понимает, что никаких очков на ней уже нет, а где они – неведомо. На лице суровое выражение – упрек всему миру, который осмелился так потешаться над ней. Ей чудится, что она разваливается на части. Раньше ты была покрепче, Ципора.
Ципора!
Она не любит, когда лица таращатся на нее из рам, и поэтому на стенах ее квартиры изображения только неодушевленных предметов. Только сейчас они кажутся даже очень одушевленными. Чайники Йоселя Бергнера меняются местами с кувшинками и подбираются к вазе с яблоками, которые, в свою очередь, вываливаются из рамы, падают на пол и закатываются под синий диван. Чтобы избавиться от видений, Ципора закрывает глаза, но под опущенными веками мир вращается еще быстрее.
Ты что, заснула там?
Ципора открывает глаза, смотрит в потолок и видит прямо над собой набухшие от многолетней сырости пузыри штукатурки. Ей хочется пожаловаться хозяйке квартиры, но она и есть хозяйка квартиры. Я дома, пытается успокоить себя Ципора, это мой дом. Преимущество жизни в одиночестве в том, что ни один гад не разбудит тебя, если ты удумаешь вздремнуть посреди дня.
Ципора нажимает носком правого ботинка на пятку левого, и тот мягко падает на желтоватую плитку пола. Большим пальцем левой ноги она стаскивает правый ботинок, который приземляется подошвой вверх рядом с собратом.
Ципора поворачивается спиной к миру и прячет лицо в щели между сиденьем и спинкой дивана. Палец проваливается в дыру в обивке, словно пытается нащупать пульс мебели. Семь лет назад она долго вела переговоры с обивщиком – а с кем еще общаться одинокой женщине? – выбирая между египетским синим и индиго. В итоге выбрала ультрамарин, но решающим оказался не оттенок, а латинское название, означающее “за морем”. И чем ей это помогло? Вместо того чтобы лететь сейчас под парусами закрытых век в дальние страны, она утопает в поту и водовороте опьянения.
Нужно перевернуться, велит она себе, сфокусироваться на каком-нибудь предмете во вращающейся комнате. Бросить якорь, зацепиться. Вот шкаф. Книжные полки. Смутно видны названия любимых книг, не раз спасавших ее от погибели. “Портрет…” “Мадам…” “Бегущая…” “Бесы” “…в зазеркалье”. Ципора задыхается.
Может, стоит открыть жалюзи, как думаешь?
Точно! Жалюзи! Все, что нужно сделать, это встать и открыть жалюзи? Да! Она сразу почувствует себя лучше, только дело в том, что окно так далеко… Может, через час, или два, или завтра, послезавтра…
Легкий ветерок ласкает ее лицо, и она подается ему навстречу. Это приятно так, что даже стыдно, а стыдно так, что аж зло берет. Ципора пытается нащупать на столике у дивана мягкую пачку “Кэмел”, но задевает рукой хрустальную пепельницу, и та с грохотом
