Царь горы - Александр Борисович Кердан
– На войне неверующих я не видел… Там все под Богом ходят… Давайте оставим лирическому герою право самому выстраивать свои отношения с трансцендентным и трансцендентальным…
После приезда в Москву Борисов нарочно полез в философский словарь, чтобы понять мудрёное высказывание Барковича, и обнаружил у Канта вполне понятное объяснение: трансцендентное познание достигается собственным опытом, а познание трансцендентальное, метафизическое находится вне его пределов, то есть даётся свыше.
И с тем, и с другим способом познания мира он столкнулся на войне, о чём и написал в своих стихах:
У прошедших войну взгляд на вещи иной,
Чем у тех, кто войной не испытан…
Время на войне действительно спрессовано до предела. Оно не даёт возможности отложить ни доброе намерение, ни злое, ибо убить тебя могут в любую минуту. Тем ярче, контрастней проявляются человеческие качества, в мирной жизни почти незаметные: трусость и отвага, подлость и доброта, предательство и взаимовыручка.
Ещё в Афганистане Борисов размышлял о высшем смысле жизни и смерти.
«Моджахеды» с радостью умирали за свою веру, фанатично ненавидели «шурави». Их решимость ради Аллаха пожертвовать собой поражала Борисова. Конечно, советские люди тоже проявляли героизм и самопожертвование, но платформа для этого у них была иная – идеологическая. «А разве вера – это не та же идеология?» – всё это Борисов пытался осмыслить и понять, но там, в Афгане, так до конца и не понял…
После первой чеченской кампании Борисов взялся написать очерк о солдате-пограничнике Евгении Родионове. История простого солдата, явившего силу веры и несломленного духа, взволновала Борисова и стала для него откровением промыслительности бытия русского человека, его способности в критический момент сделать осмысленный выбор между добром и злом.
В 1996 году Евгений Родионов, находясь в боевом дозоре, пропал без вести. Мать солдата поехала его искать. Начальники на заставе сообщили ей, что считают рядового Родионова дезертиром и разыскивать его не собираются. Тогда она пошла по окрестным сёлам, расспрашивая о сыне. Её привели к полевому командиру Басаеву. От него мать и узнала, что Женя был захвачен боевиками и провёл в плену несколько месяцев.
– Твой сын мог бы жить, если бы принял нашу веру и отказался от своей… – усмехнулся Басаев. – Это был его выбор! Неверный не снял крест, и мы отрезали ему голову.
– Отдайте мне тело сына, – умоляла мать.
– За всё надо платить, – сказал Басаев.
Она отдала все деньги, которые у неё были, сняла с себя серьги и обручальное кольцо. И Басаев указал место, где её сын похоронен:
– Иди прямо через поле, мать, на краю найдёшь своего сына.
И мать пошла прямо через минное поле, и прошла его невредимая, и нашла холм, и разрыла его. Обезглавленное тело своего сына вынесла к заставе, где он служил… Разве это не промысел Божий?
Очевидно, и сам Борисов оказался в Чечне не просто так. Всё, что казалось значительным и важным в мирной жизни, на этой войне представилось мелким и ничтожным – обычными житейскими пустяками.
«Многого не увидишь, если смотреть через триплекс бэтээра. Мир ограничен окулярами, но цель становится яснее», – война, подобно триплексу, изменяет угол зрения и на окружающий мир, и на людей, с которыми боевая обстановка сталкивает, и на собственные поступки.
Там, где царят беспросветный мрак и хаос, где соседствуют ложь и предательство, подкуп и боль, жертвенность и подлинный героизм, без понимания себя самого и без надежды на Ангела-хранителя человеку просто не выжить.
Ангел-хранитель берёг Борисова от вражеских пуль и осколков. Но от своих дураков уберечь не сумел. Их в Чечне оказалось куда больше, чем в Афгане, – и среди начальников, и среди подчинённых.
«У нас вместо советской кадровой системы давно уже царит система отрицательного отбора – не нужны умеющие думать и делать, нужны умеющие угождать и пилить бюджетные деньги» – так объяснил он себе это обстоятельство.
Комендант Аксаков, под началом которого выпало ему служить в Грозном, провозгласил, когда они выпивали:
– Всё у русского мужика отними – смирится! Пайку хлеба не давай – лебеду будет жрать! Дом сожги – шалаш построит или землянку выроет! Даже на самой страшной войне выживет! Даже при мировом масонском правительстве не окочурится! А вот ежели собственную дурь у него отнять… – Аксаков матюгнулся и замолк, перекатывая желваки на скулах.
– Что ж будет, Сергей Алексеевич, если мужика его дури лишить? – выдержав паузу, с улыбкой спросил Борисов.
Аксаков залпом влил в себя содержимое стакана и констатировал:
– Сдохнет тогда русский мужик! Ей-богу, без дури – никак не выдюжит! Ею, дурью родимой, одной и живём…
С упёртым комендантом спорить было бесполезно – он олицетворял того самого русского мужика, которому хоть кол на голове теши, всё на своём стоять будет.
Да и незачем было спорить, ибо говорил Аксаков сущую правду.
2
Ленинская комендатура, куда Борисова назначили заместителем коменданта по воспитательной работе, являлась одной из пяти районных комендатур в освобождённом от боевиков Грозном. Располагалась она рядом с площадью со странным названием «Грозэнерго». Комендатура тесно взаимодействовала с временным отделом внутренних дел по Ленинскому району. ВОВД района в основном состоял из земляков Борисова – сотрудников милиции, присланных в столицу Чечни из Свердловской области.
И комендатура, и временный отдел внутренних дел базировались на территории бывших товарных складов, к которым вела раскуроченная взрывами железнодорожная ветка. Под казарму и служебные помещения выделили длинный пакгауз, а вся территория складов была защищена бетонной стеной.
Слева стояло двухэтажное здание гражданской администрации района с единственным во всей округе телефонным переговорным пунктом. Справа – пустырь. На противоположной стороне площади в нескольких уцелевших домах размещался отряд «гантамировцев». Чеченцы из вооружённого формирования Бислана Гантамирова участвовали в штурме Грозного на стороне федеральных войск и теперь должны были составить основу для новой чеченской милиции.
Комендант Аксаков по прибытии Борисова сразу ввёл его в курс дела. О «гантамировцах», об этих «союзниках», он отозвался нелицеприятно:
– Днём они милиция и вроде бы за нас, а ночью – непонятно: то ли бандиты, то ли мародёры, то ли нейтралитет держат… Как только стемнеет, с их стороны постоянно в нас пуляют. Короче, сам увидишь… Лучше не высовывайся – стреляют метко… – Полковник Аксаков сразу перешёл на «ты». Он, как выяснилось при знакомстве, был из бывших армейцев и двумя годами раньше Борисова побывал «за речкой». – Здесь, Виктор Павлович, тебе не Афган. Там как-то всё понятней было: вот – «духи», вот – мы. А тут и не знаешь,
