Mittelreich - Йозеф Бирбихлер
Таким образом, если бы с трактором умел справляться только хозяин, у него оставалось бы слишком мало времени для других дел (с недавних пор он был членом совета муниципалитета и церковной общины).
В начале года, когда еще жив был Туцек, Панкрац подал объявление в «Сельскохозяйственный еженедельник» о вакансии для работника с водительским удостоверением, указав, что место можно занять только в начале лета следующего года, «поскольку производственно-технические обстоятельства требуют долгосрочного планирования».
Панкрац хотел сам научиться водить трактор. Это ему посоветовал продавец сельскохозяйственных машин Финстерле:
– Чем аккуратнее и бережнее водишь трактор, тем дольше он прослужит.
Но все равно нужен был еще кто-то для управления машиной в отсутствие хозяина – только тогда покупка трактора имела бы смысл. Виктор и Валентин считались уже слишком старыми, рано или поздно им предстояло отправиться в социальное учреждение, – разумеется, это будет сделано аккуратно и в рамках закона.
А может быть, и нет. Будет видно, когда придет пора, хозяин не хотел это планировать. Время покажет.
Среди многочисленных претендентов, откликнувшихся на объявление, был и Цигльтрум. Он происходил из крестьянской семьи и показался Панкрацу самым надежным, поэтому он и принял его на работу.
С некоторых пор хозяин усадьбы стал весьма склонным к подозрениям в таких вещах. В «Меркурии» все чаще появлялись сообщения о деятельности профсоюзов, которая уже несколько раз оборачивалась забастовками. Тогда хозяин за обедом возмущенно высказывался о необоснованных претензиях работников. При Гитлере такого бы не случилось, говорил он, и был прав, тогда профсоюзы находились под запретом. Как бы то ни было, Панкрац заявлял: он проследит, чтобы к ним не прокрался работник, зараженный политическим вирусом, а выходцам из крестьянских семей можно доверять. В конце концов, они «из нашей среды».
Сестры кивали на слова младшего брата. А Тереза не вмешивалась и радовалась любым идеям и решениям мужа.
Двадцать шестого апреля 1954 года вскоре после обеда торговец сельскохозяйственными машинами Петер Финстерле въехал в усадьбу на зеленом «Нормаге-25» – красные колеса, ременной шкив, косилочный брус, вал отбора мощности – и припарковался у ворот амбара. Привычный распорядок дня был нарушен. На заднем дворе перед гумном собрались все обитатели дома, кто надо и кого не надо (семейство беженцев с третьего этажа тоже явилось, и никто не знал, как они прослышали о новости, которую держали от них в тайне), и наблюдали, как Финстерле показывал хозяину разные тяжелые рычаги и объяснял, как ими пользоваться. Женщины восхищались яркими красками, детей привлекал запах свежего лака, мужчины со знанием дела рассуждали о глубоком рисунке шин – хоть на танк ставь, как заявил Валентин, – а хозяин то и дело взволнованно перебивал Финстерле, восторгаясь изящной рессорной подвеской ковшеобразного сиденья, с которым трактористу нипочем неровности почвы. Панкрацу было уже под пятьдесят, и у него начались проблемы со спиной.
Всё в тракторе было новеньким, прямо с завода! И это можно было потрогать и понюхать, а когда Финстерле завел трактор во второй раз, объясняя трудно определимое на ощупь правильное расположение колб в цилиндре при ручном запуске двигателя, – могло пригодиться, если в аккумуляторе недостаточно электролита для автоматического включения, например зимой, когда так холодно, что за обедом перчатки не снимешь, как образно выразился Финстерле, – то и услышать. Средней тональности, не слишком глухое, но и не детски-звонкое постукивание колб, напоминавшее соль мажор. Оно медленно повышалось, постепенно ускорялось, пока мотор не настроился, и, в конце концов, на круговом ходу – мотор был четырехцилиндровый – превращалось в непрерывный звук, который в зависимости от положения педали газа то повышался, то понижался. Металлическое пение, от тенора до альта, которое навсегда вытеснит влажное, мерзкое и часто пугающе старомодное фырканье лошадей.
Мара, казалось, поняла это первой. На ее лице не отразились ни любопытство, ни радость, ни веселье, ни необузданный восторг, которые читались на лицах остальных. Ничего. Она вскоре ушла, уселась во все еще пахнущей псиной комнате и стала думать об умершем Луксе. Виктор тоже что-то заподозрил.
– Ну что, – сказал он старому Фехнеру, – как думаешь, сочтены твои деньки здесь, а?
Говоря это, он полусочувственно-полунасмешливо смотрел в полные неприязни глаза, но ответа не получил. Фехнер был конюхом, и с Виктором они не ладили. Он ухаживал за лошадьми, и никакую работу с тягловыми животными без него было не выполнить. После перепалки с Виктором Фехнер тоже ушел, спустился в конюшню, взял скребок и начал чистить лошадей, сначала Бройндля, потом Черного и Фанни. Тогда были только три рабочие лошади, а через полгода осталась одна Фанни: для того, чтобы привезти мелкие дрова из леса или перепахать сорняки на картофельном поле, трактор не годился. От него при такой работе было бы больше убытка, чем пользы. Бройндля оставили из милости. Хозяин прикипел к нему сердцем.
Через те же полгода Фехнер, потомственный крестьянин, конюх в усадьбе на озере, тоже ушел на покой. Он купил небольшую квартирку в соседнем городе. С тех пор о нем редко слышали.
☨
Цигльтрум прибыл к новому месту работы на самом тяжелом в то время мотоцикле БМВ-500. Сразу видно, что разберется с трактором.
Мотоцикл Цигльтрум купил в кредит: внес крупный, но посильный первоначальный взнос и должен был выплачивать остаток по месяцам в рассрочку. Такой порядок был в новинку. Это называлось моделью финансирования, которую предлагала возрожденная экономика для подстегивания потребительского спроса. Но так как Цигльтрум получал только немного на карманные расходы – сельскохозяйственные работники тогда трудились в основном за еду и жилье, – все крайне удивлялись и задавались вопросом, как он собирается осилить ежемесячные взносы. Каково же было недоумение соседей и домочадцев, когда спустя год после устройства на работу этого таинственного человека незадолго до обеда – уже накрыли большой стол в углу кухни – к дому подкатил автомобиль всем известного магазина
