Отвлекаясь - Федерика Де Паолис
Сейчас он осознавал, что это был не просто способ подзаработать (даже если прибыль существенна), это был способ выжить, став неотъемлемой частью дела, которое намного больше тебя, которое доставляет неприятности, переполняет страхом. И этот страх накрепко привязывает тебя к жизни. И теперь, когда Паоло как безумный несся в офис на виа Савойя, у него возникло ощущение, будто мир раскололся надвое и он рухнул в этот разлом. Секунду-другую он ничего не слышал, все звуки вдруг стали приглушенными, неестественными. Нечто подобное он испытал, когда Виола попала под машину. Это воспоминание отрезвило его.
Паоло подъехал к офису и написал Виоле: «Любимая, извини, не смог приехать, потом все объясню».
«Любимая». Он не называл ее так уже почти два года. Сидя в машине, закрыл глаза, несколько раз глубоко вздохнул и только потом поднялся в офис, где его ждал самый большой сюрприз, какой он только мог себе представить. Пожар.
2
Виола любовалась Дорой, наблюдала, как та скатывает коврик, – ноги как струны, спина гибкая, словно ветка плакучей ивы. Худоба только подчеркивала ее длинные крепкие мышцы и отточенное изящество, ступни прочно стояли на земле. Виола медленно поднялась с места, остальные женщины так же неспешно, словно повинуясь инерции, покидали зал, расслабленные после занятия, унося с собой умиротворение, чтобы с его помощью сопротивляться психопатологии обыденной жизни[5]. Шествие длилось минут двадцать. Все словно замедлилось, каждая из женщин как будто хотела отсрочить возвращение к реальности, к сумасшедшему ритму жизни, пыталась урвать еще хоть кусочек покоя, хоть немного светлых, ничем не замутненных мыслей. Виола подумала, что эта тишина, нарушаемая только шорохом шагов и безмолвным прощанием, величественна, как вершина Монблана.
Виола с удовольствием наблюдала за тем, как поверх полосатой спортивной майки с перекрещенными бретельками Дора надевает кофточку с глубоким вырезом, несколько раз делает глубокий вдох и выдох, возвращаясь в реальность, где можно наконец расслабить ноги и прогнать все мысли из головы. Обеих увлекло занятие аштанга-йогой, обеим нравилось повторять последовательность асан, нравилось, что мастер внимателен к ним и призывает преодолеть себя.
Дора махнула головой – «пойдем», – Виола кивнула в ответ, натягивая толстые шерстяные гетры. Они вышли из зала на некотором расстоянии друг от друга, на ходу надевая куртки; Дора облачилась в легкий молочно-белый пуховик, застегнув его до самого носа, так что над воротником виднелись только большие глаза и короткие пышные волосы.
Виола прекрасно помнила, что, когда она впервые увидела Дору, у той были длинные пепельно-русые волосы с градуированными кончиками, подобранные вверх и заколотые ярким фломастером вместо шпильки. Эта деталь особенно врезалась ей в память. В тот день Дора произвела на нее сильное впечатление. Виола пришла на подготовительные курсы для беременных, и тут появилась она, новая акушерка, которая должна была ей помогать. Виола легла на спину, почувствовала, как ее придавливает к полу пятимесячный живот; она согнула ноги в коленях и стала опускать их то в одну сторону, то в другую, перемещая таз. «Вправо, теперь влево», – слушала она голос Доры, которая осторожно ощупывала матку, плаценту, ребенка. Виола, наверное, задремала, потому что от их с Дорой первой встречи у нее не осталось почти никаких воспоминаний, кроме фломастера в волосах.
– Может, выпьем ячменного кофе? Или тебе пора бежать? – спросила Дора, поправляя висящий на плече коврик для йоги.
Они были в холле вдвоем, свет просачивался через слуховое окно и падал на них отвесно, словно дождь. Они разговаривали, только когда оставались наедине, как будто их беседы не предназначались для чужих ушей или касались чего-то предосудительного.
– С удовольствием.
Виоле больше всего на свете хотелось побыть с Дорой, но ее левое полушарие подсказывало, что Паоло наверняка не терпится вернуться к себе в офис, что он ждет ее в парке, как она ждала его, раздраженно переминаясь с ноги на ногу, в прескверном настроении, втайне желая немедленно уйти.
Пока Виола большими глотками допивала принесенную из дома воду с лимоном и мелиссой, Дора шла чуть впереди. Постепенно мысли Виолы вернулись к реальности, она стала гадать, нашел ли Паоло паровую треску, которую она оставила для Элиа в кастрюльке возле раковины. Скорее всего, он сразу ее увидел, потому что, хотя они не обменялись ни единым словом, он знал, что она не забудет приготовить обед для Элиа, а по пятницам он ест рыбу. Взгляд Доры опять отправил ее в невесомость, она прошла следом за ней через вращающиеся двери, и они обе прищурились, ослепленные римским солнцем, не различающим времен года. Воздух был прозрачен, как стекло.
Без десяти три, одиннадцать градусов в тени.
Они шли рядом, направляясь к мосту, на Итальянском форуме в снопе лучей сверкала золоченая верхушка обелиска с высеченным огромными буквами именем Муссолини и его титулом DUX – вождь. Виола немного полюбовалась игрой света, с чувством неловкости подняла глаза. Дора ждала ее, спрятав руки в карманы. Здесь они всегда шли молча: под ними плескался горчичного цвета Тибр, горизонт был широк, по улице сновали машины, и слова просто затерялись бы среди шума, а слова Доры были для нее драгоценны. Ведь она мать, пророчица, сестра.
Когда они познакомились, Виола обнаружила, что Дора не обычная акушерка, что она специалист по китайской медицине, сторонница холистического здоровья, то есть лечения не отдельной болезни, а человека в целом, и верит в силу камней. Виолу мучило раздражение на коже, оно вызывало постоянный зуд, такой сильный, что она даже спать не могла. Это было связано с печенью. Дора сказала, что, по ее мнению, причиной воспалительного процесса стало не только физическое состояние Виолы, а, скорее всего, общая ситуация, внутренний дискомфорт.
