Отвлекаясь - Федерика Де Паолис
Она еще не успела стереть с лица дежурную улыбку, как за спиной какой-то женщины в светлом платье заметила Паоло, торопливо выскочившего из машины. Виола вздрогнула от неожиданности, чуть не уронила Элиа и поспешно опустила его на землю.
Паоло сбрил усы. Их усы.
Паоло отпустил их после того, как они впервые оказались вместе в постели. Она провела пальцем по краешку его тонкой, в мелких морщинках верхней губы и сказала:
– Хорошо бы тебе отпустить усы.
– Слушаюсь, мой генерал!
Они ему очень шли, в них было нечто сильное, мужественное, чувственное, кроме того, они уравновешивали его асимметричное лицо. Виола расчесывала их, подравнивала, вдыхала их аромат. Они пахли карамелью, дымом, а сразу после секса – ими, Паоло и ею. Усы стали символом их любви, ее зримым выражением.
Он сбрил усы, чтобы показать, что больше ей не принадлежит.
Виола смотрела, как он повернул в их сторону, потом вытащил из кармана телефон и поднес его к уху. Остановился как вкопанный на тротуаре, не дойдя до ограждения площадки. Густые черные волосы, расчесанные на косой пробор, были растрепаны, зато безукоризненно сидевший на нем синий костюм, казалось, был только что отутюжен, и весь он, от широких плеч пиджака до краешков брюк над блестящими темно-коричневыми ботинками, выгодно подчеркивал его стройную фигуру и высокий рост.
По лицу Паоло пробежала тень, и это встревожило Виолу. Он проявил столько терпения, жил у себя в кабинете, помогал ей прийти в себя, и все это без единого ласкового жеста, без единого нежного слова, – такая жизнь не для них, не для него.
Виола вскочила на ноги, она не могла больше терпеть. При мысли, что работа всегда была у Паоло на первом месте, ей захотелось бежать куда глаза глядят, тем более что сегодня его лицо показалось ей совершенно незнакомым. Она не стала ждать, когда он войдет в парк, не стала ловить его взгляд, просто оставила Элиа там, где он был, только прикоснулась к его макушке, разгладила ладонями свои легинсы и взглянула на часы: до занятия йогой оставалось семь минут, нужно только пройти через мост, и она увидит Дору. Свою подругу, свою тайну, свое единственное развлечение.
Элиа сидел на корточках и смотрел, как мама удаляется плавной походкой. Он привык оставаться в одиночестве, усвоил, что любовь – это необязательно близость (несколько месяцев мать вообще к нему не прикасалась), мог целыми днями сидеть в манеже, играя всякими мягкими, приятно пахнущими штучками, научился стоять, цепляясь за сетчатую стенку. Элиа сел на землю и крепко сжал свою красную машинку.
Паоло увидел Виолу, а потом и Элиа. Он неподвижно стоял за оградой в полной уверенности, что Виола не заметила его появления. Ему звонил его компаньон, связь все время прерывалась, голос в динамике звучал то чуть слышно, то немного громче. Сигнал мобильной связи здесь был неустойчив.
– Паоло, немедленно приезжай в офис, Папа под следствием.
– Ты шутишь?
– С чего бы мне шутить? Паоло, мы влипли по полной…
– Буду через полчаса.
– Полчаса? Десять минут – это край!
Виола, скорее всего, уже отменила занятие йогой. В данный момент есть кое-что поважнее, но пытаться ей это объяснить совершенно бесполезно. Она неминуемо устроит сцену, бросит его с Элиа, скажет: «Выпутывайся, как хочешь». Паоло развернулся и, стараясь остаться незамеченным, скользнул к машине. Помимо всех прочих неприятностей, он получил уведомление о подозрении – его доставили прямо в офис. Он дважды звонил в комиссариат Латины, потому что не знал, зачем его вызывают. Уже сутки он пребывал в страхе, в лютом страхе: в тот момент, когда он вскрыл конверт, у него свело живот, кишечник взбунтовался, и Паоло понесся в туалет, словно ребенок, который вот-вот напустит в штаны. Половина сотрудников его конторы уже находилась под следствием.
Сев за руль, он привычно провел пальцами по верхней губе; она была гладкой, и это его расстроило: сбрив усы, он сию же секунду понял, что совершил ошибку. Он сделал это, думая, что так будет выглядеть более собранным и подтянутым: он не сомневался, что его вызовут на допрос в следственные органы. А теперь Паоло сам себя не узнавал, казался слишком молодым и более пухлым, наивным на грани идиотизма и каким-то растерянным. Сорокалетним мужчиной с лицом кретина. К тому же пропало привычное тактильное ощущение: поглаживание усов, это повторяющееся механическое движение, успокаивало его. Однажды он где-то прочел, что, согласно Фрейду, усы ассоциируются с лобком.
Снова зазвонил мобильный телефон. Это была Сара Пьянджаморе, секретарша. Ей нравились его усы. Он сразу же ей ответил.
– Адвокат, вам следует вернуться в офис, – сообщила Сара.
Он установил телефон на панели, включил громкую связь.
– Паоло, вы меня слышите?
Голос Сары дрожал. Она никогда не называла его по имени. Это прозвучало словно мольба, призыв, заклинание.
– Что случилось?
– Завод на Фламинии горит.
Он поднял глаза и сквозь лобовое стекло увидел вдалеке свинцово-серое облако, застилающее голубое небо. Сердце гулко стукнуло в груди, словно мяч при штрафном ударе. Он представил себе опустошенные огнем хранилища, внезапно ему почудилось, будто он ощущает запах горелого пластика, видит, как прожорливое пламя пожирает тюки мусора и крупнейшая в столице площадка для сбора смешанных отходов покрывается толстым слоем зловонной сажи и черными маслянистыми потеками.
– Черт, – едва слышно буркнул он. – Сара, я буду через пять минут.
Он пообещал себе, что позвонит Виоле, как только доберется до офиса, обязательно позвонит. Скажет, что не смог приехать в парк – непредвиденные обстоятельства, сложное дело, неожиданные препятствия. Он никогда не расскажет ей всю правду, это слишком опасно. Паоло поудобнее взялся за руль, словно за рукоятки тренажера для укрепления бицепсов, и крепко сжал его: он вел машину, как в видеоигре. Помогая себе всем телом. Часто дыша. Слыша напряженные удары сердца.
Сара беспокоила его, словно лишняя деталь конструктора лего. Фрагмент мозаики, случайно застрявший между шестеренками гигантского механизма. Наивная душа, втянутая в сомнительные делишки. Молодая женщина, отказавшаяся от всего из любви к своим детям. Невысказанные желания, разбитые мечты – совсем не так, как у Виолы, которая сначала одолела смерть, а потом увяла, зачахла. Он никогда не позволял себе никаких вольностей с Сарой, не потому что это было бы несправедливо по отношению к Виоле, нет, он просто не хотел портить жизнь секретарше – единственной девушке, в чьих глазах светились звезды, единственной, которая могла принять торопливый секс за обещание любви.
Паоло часто вспоминал их с Виолой первый год, когда они еще не думали о том, чтобы
