Михаил Борисов - День Шестой
Ни для кого не секрет, что пилот-профессионал живет продажей парапланов и обучением начинающих. Естественно, покупатель прислушается к рекомендации опытного, титулованного спортсмена охотнее, чем к мнению новичка; вступает в действие такое понятие - рейтинг. Волей-неволей приходится подчиняться условностям - мотаться по соревнованиям, биться за места, а хотелось бы просто летать в удовольствие... Здесь выручал Никита. Он выступал охотно, за победу боролся до конца, порой весьма жестко - пару раз мне приходилось улаживать конфликты из-за расхождения в воздухе. А в общем все было неплохо, он здорово помогал, и его упорство приходилось кстати. Вспомнить хотя бы, как он отстаивал размещение логотипа...
...А вспоминается, как назло, совсем другая история, с совсем другим логотипом.
- Так где мы будем его размещать?
Татьяна с трудом оторвала взгляд от крыла:
- Я не знаю... А как его зовут?
- Его зовут "Консул". - Я перехватил свободные концы в одну руку, другой отцепил обе клеванты* и потянул их вниз.
Крыло подогнуло заднюю кромку и, обиженно шурша, опустилось на землю, призывно выставив наверх воздухозаборники, просясь в полет.
- Знаете что, - предложил я, укладывая свободные концы на траву, - вы пока подумайте, а я его сейчас в небе покажу.
Я отошел к оставленным вещам, наскоро перекурил и взялся за комбинезон. Оглянувшись, я увидел, как она, присев, осторожно трогает стропы. Душещипательная сцена. Наверное, я просто циник... Меня коробит от мыльных опер, хотя нравится, когда люди не скрывают чувств; в момент истины они на глазах становятся иными. Приходится видеть это постоянно, когда выпускаешь людей в небо. В маленьком желчном человечке вдруг просыпается величие духа... Всякое бывает. Однажды я видел, как плачет после первого полета здоровый нахальный мужик. "Понимаешь, - говорил он мне, не стесняясь слез, у меня есть все. Жизнь удалась. Есть бизнес, есть бабки, есть женщины. Но то, что я сейчас испытал..."
Я застегнул комбинезон, надел шлем, подвесную систему и подошел к Татьяне. Она быстро поднялась, словно застеснявшись чего-то, и спрятала руки за спину. Я не спеша поднял с травы свободные концы "Консула", пристегнул их к основным карабинам подвески и принялся еще раз проверять снаряжение.
- Скажите, Александр... - начала она.
- Давайте так. - я перебил ее довольно невежливо, но здесь, в конце концов, была моя территория. - Не хотите называть Сашей - зовите по фамилии.
- Хорошо. - она послушно кивнула. - Скажите, вам не жалко на нем летать?
Она задала хороший, неожиданный вопрос; я поднял на нее взгляд от карабинов. В глазах читалось любопытство - и участие.
- Видите ли, - я взял в руки клеванты и первые ряды свободных концов, перебросив остальные через локти, - это крыло появилось на свет благодаря таланту настоящих профессионалов из небезызвестной компании "Фора" именно для того, чтобы на нем летать, и оно летает великолепно. Крыло действительно редкое. - я умолчал о том, в каких количествах оно выпускается и кто может им обладать. - и вы правы: по-честному - мне жалко на нем летать, хотя я очень его люблю. Но не могу же я всю жизнь держать его на полке, оно без неба зачахнет, понимаете?
она не совсем поняла, но кивнула.
- Обычно я летаю на чем-нибудь попроще, у той же "Форы" есть "Легионер" либо "Центурион"... А его я беру на соревнования или под настроение. - я улыбнулся. - сегодня взял для того, чтобы показать вам.
Одолев тронную речь, я перевел дух.
- Я понимаю. - она перевела взгляд с меня на крыло и обратно. - А вы, оказывается, хорошо говорите. И сейчас совсем не такой, как в агентстве.
- Так ведь речь идет о крыльях. - я пожал плечами. - ничего удивительного. Это вы Никиту не слышали. Кстати, и вы сегодня не такая...
Пока мы болтали, Сергей, тащивший трос, одолел дорогу на старт. Татьяна отошла в сторону, наблюдая за нами. Сергей, отдуваясь, привычно прицепил колечко на конце троса к моей отцепке и принялся еще раз осматривать и ощупывать все мои замочки, защелки и карабины.
- Устал? - я слышал, как он дышит. Попробуйте-ка пройти полкилометра по еще не высохшему полю, разматывая трос с буксировочной лебедки. - В следующий раз я пойду.
- Ладно. - он махнул рукой и присел завязать шнурок. - В следующий раз ты меня без очереди на старт выпустишь.
- Договорились.
Он отошел на несколько шагов, еще раз скользнул взглядом по моему снаряжению и поднес к губам рацию:
- На старте Белов на своем чумовом "Консуле".
Он повернулся ко мне:
- Готов?
Я развел в стороны руки, выставил одну ногу вперед.
- Готов.
- Пилот готов.
Ветер донес к нам перестук моторчика, по рации отозвался Семен:
- Поехали.
Много лет назад я сбился со счета, сколько раз отрывался от земли. И каждый, буквально каждый раз чувствую себя так, словно это случается впервые. Где взять слова, чтобы рассказать, как это происходит?
Когда-то я прочитал (не знаю, верно ли я понял эти цифры), что с каждым метром высоты площадь обзора увеличивается на тридцать квадратных километров. Это похоже на волшебство, на чудо - земля вдруг уходит из-под ног, все быстрее и быстрее, и стоит только оторвать взгляд от точки под ногами, куда смотрит большинство из нас всю жизнь, - просто захватывает дух от открывшейся взору величественной картины, от ощущения удивительного покоя и свободы. Долины с шапками лесов и блестящие ленты рек, прямоугольники полей, пересеченные уходящими за горизонт дорогами, - под взглядом впервые открывшихся глаз вид земли сверху дышит удивительной красотой и гармонией. Вдруг понимаешь, что твой кругозор, твое мироощущение расширяется не просто на тридцать квадратных километров - каждая секунда, проведенная в небе, наполняется неким смыслом, щемящей радостью познания самого себя как крохотной частички бесконечного мироздания...
С такой же скоростью, как набираешь высоту, уменьшаются до ничтожных размеров казавшиеся серьезными житейские проблемы. Остаются внизу мещанские горести и радости, и ужасаешься собственной слепоте - становится горько от лет, что ты прожил, даже не подозревая, насколько далеки были представления об окружающем мире от картины, которую видишь собственными глазами.
Хочется петь и смеяться, с неведомых высот снисходят стихи и музыка... и тревожное осознание того, что теперь ты навсегда отделен новым знанием от остальной человечьей стаи, живущей поисками пропитания и теплого уголка для ночлега. Тебе придется спуститься на землю, окунуться в океан бессмысленных забот - и вечно носить в душе бесценный дар неба, постоянно ощущая мучительное желание поделиться им с кем-нибудь. Теперь ты обречен всю жизнь искать себе подобных - и, находя, ты должен попытаться помочь им раскрыть еще незрячие глаза...
Я несколько раз прошел над местом, где стояла Татьяна, показывая ей крыло в свободном полете. Потоков пока не было; я довернул перед посадкой, заходя против ветра, еще раз окинул взглядом горизонт - и увидел на бетонке спешащий к нам автомобиль. Отсюда я не мог разглядеть ни марки, ни цвета, но двигалась машина к нам. Странно... я никого не предупреждал о сегодняшних полетах.
Перед посадкой я выровнял аппарат и плавно затянул клеванты, останавливая движение крыла. "Консул" мягко опустил меня на землю и застыл над головой, будто ожидая дальнейших указаний; я повернулся и погасил купол.
Татьяна стояла поодаль и ждала, пока я соберу крыло в пушистый бутон. Я подошел к ней и, как обычно бывает после полета, с трудом перестроился на скудную человеческую речь.
- Ну как, вы определились с логотипом?
Я немного лукавил. Я видел, какое впечатление произвело крыло, и ждал, что теперь она попросит научить ее летать или захочет прокатиться.
Она и здесь поступила по-своему:
- А вы еще полетите? Мне нравится смотреть на него в воздухе...
Я оглянулся в сторону бетонки и ответил:
- Теперь не знаю.
Из остановившейся там машины, приветственно помахав нам руками, на старт шли двое. Рюкзаки с парапланами не оставляли сомнений, что ребята приехали летать. Татьяна проследила направление моего взгляда:
- Это тоже летчики?
- Пилоты, - поправил я ее, - и к тому же хорошие.
К нам спешили два брата-близнеца - Вадик и Дима, рослые ребята двадцати двух лет от роду. Старший, Димка (правда, старше он был всего на восемь минут), первым протянул руку и, широко улыбаясь, начал издалека:
- Дома тоска, смотрим в небо, скучаем, я и говорю: может, рванем на поле, вдруг сегодня летают? Подъезжаем - а ты уже здесь...
- Это не ты, а я предложил ехать. - Вадик всегда держался немного сзади, но был весьма пунктуален и постоянно поправлял брата; Димка его называл: "Мое второе издание, переработанное и дополненное". Младший не обижался, ему эта роль даже нравилась.
Результаты у них были примерно одинаковы, хотя летали они совершенно по-разному; перепутать их в воздухе было невозможно, не то что на земле.
