Восьмая шкура Эстер Уайлдинг - Холли Ринглэнд
— Почти приехали. — Абелона открыла отделение в приборной доске. Пошарив в нем, она достала банку и поддела крышку большим пальцем. — Salmiaklakrids?[58] — В банке блестели черные леденцы. На лице Эстер появилось такое выражение, что Абелона издала резкий, хриплый смешок. — Соленой лакрицы?
— Да-а, — согласилась Эстер, принуждаемая вежливостью. Она сунула леденец в рот, но тут же выплюнула. — Что… что это? — Она чуть не подавилась. Всю вежливость как рукой сняло. Леденцы блестели от соли, а не от сахара.
— А ты не знала? Я думала, ты знаешь, что это. Надо было тебя предупредить. Они не похожи на обычные лакричные конфеты. Очень соленые и ни капли не сладкие. Они как море.
— Как деготь, — просипела Эстер.
— В следующий раз будешь понимать, что это такое. — Абелона улыбнулась.
Эстер достала из кармана салфетку и завернула леденец. Никакого следующего раза не будет.
Они ехали по городу, и на Эстер накатывали туманные волны усталости. Нарастало беспокойство. В глазах все расплывалось. Новый мир за окнами машины Абелоны казался смазанным. Эстер посмотрела в окно, пытаясь найти знакомые созвездия, за которые можно было бы зацепиться. Вгляделась в перевернутую миску ночи, страстно желая, чтобы ей подмигнули привычные звезды, но увидела только россыпь чуждого ей серебра. Эстер сдалась и на минуту закрыла глаза.
— Hjem, kære hjem. — Голос Абелоны напугал ее. — Дом, милый дом.
Эстер выпрямилась, вытерла угол рта и помассировала затекшую шею.
— Я что, уснула? — спросила она, мало что соображая.
— На пару минут, не больше.
Они сгрузили вещи Эстер из багажника на дорожку. У калитки, отделявшей сад от улицы, Эстер остановилась. Через дорогу было озеро; на черной воде покачивались два фонаря.
— Это наше озеро, Сортедам Сё. Одно из трех. Вон тот мост, — Абелона указала на мостик, — отделяет его от двух других. А это, — она улыбнулась, — наши лебеди. Уже устроились на ночь.
«Ала» — вот что кричала Аура морю, когда ее видели в последний раз. «Ала».
— И Аура их видела? Лебедей? — Эстер прищурилась, чтобы получше разглядеть птиц. Чтобы осознать: все, что она видит сейчас, видела и ее сестра. Ей хотелось обнять все, что ее сейчас окружало, обнять и прижать к себе.
— Да. По всей вероятности. Ну, может быть, не конкретно этих лебедей. Но ты сейчас стоишь именно там, где стояли мы с ней. А в мансарде, где ты будешь жить, — Абелона указала на мягко освещенное слуховое окно, — жила она. Это ее квартал. Ее озеро. Все, что ты видишь, видела и она. — Абелона отперла дверцу в стене старым массивным ключом. — Заходи.
Следом за Абелоной Эстер прошла по короткой дорожке, тянувшейся между цветущими гортензиями. Напомнила себе, что в Северном полушарии сейчас весна; осень она оставила позади.
Стоя на крыльце, Абелона отперла входную дверь; в сад упала полоска золотистого света. Вместе они внесли вещи в дом, и Абелона закрыла створку.
— Добро пожаловать. — Сбросив пальто, Абелона повесила его у двери, сняла ботинки на деревянной подошве и сунула ноги в ярко-розовые войлочные тапочки. Закатала длинные рукава, открыв запястья с несколькими рядами тонких черных татуировок. Между рядами шли какие-то слова.
— Tak[59], — ответила Эстер, пытаясь дышать ровно. Она старалась не глазеть на татуировки Абелоны.
— Очень хорошо, — похвалила та произношение Эстер.
— Не слишком восторгайтесь. Мой датский этим и ограничивается. — Эстер оглядела узкую прихожую. Высокий потолок, бледно-голубые стены. По стенам плывут нарисованные от руки облака, обведенные кремовым, персиковым и золотым. Головокружительно крутая винтовая лестница уходила куда-то вверх. Эстер вытянула шею. С потолка свисали на держателях разной длины светильники-звездочки, и подсвеченный водопад в центре лестницы ниспадал на синий коврик, лежавший у входной двери. Сквозь полосы света летели вылепленные в мельчайших деталях лебеди из папье-маше.
— Вот это да, — выдохнула Эстер.
Абелона протянула руку к лебедю, пролетавшему рядом с ней, и схватила веревочку, что свисала у него из живота; лебедь взмахнул крыльями, как живой.
— Андерсен писал: «Между Балтийским и Северным морями со времен седой древности лежит лебединое гнездо; зовут его Данией; в нем родились и рождаются лебеди с бессмертными именами»[60]. Андерсену мы и обязаны нашей любовью к лебедям. Лебедь — национальный символ Дании. Вся страна помешана на «Гадком утенке». — Абелона улыбнулась.
— Я еще никогда не видела такого дома, — с неясным восторгом проговорила Эстер. — Он… — она поискала слово, — волшебный.
— Я тоже такого не видела. Поэтому и устроила здесь все это. — Абелона обвела рукой лампочки и лебедей. — Это мой вклад. Наши предки оставляли в этом доме разные знаки своей жизни. Я унаследовала дом по женской линии. От моей пятой прапрабабки, Гулль, а она купила его, полностью расплатившись собственными деньгами.
Эстер покрылась гусиной кожей. До сих пор Йоханна и Гулль были не более чем плоскими персонажами рассказов, объектами мечтательной привязанности Ауры.
— Я не знала. Аура никогда не упоминала об этом в своих письмах. Когда она еще писала мне. — Эстер опустила глаза на свои ботинки, стоявшие на пороге. Этот порог переступали ее предки и Аура.
— Оставь вещи здесь. Сейчас будем ужинать, — сказала Абелона, уходя в глубь прихожей.
— Извините, но… — начала Эстер — ее саму поразило, насколько она хочет спать.
Абелона обернулась.
— Я никогда еще не летала через несколько часовых поясов… Как вы сказали в аэропорту, про полеты?
— Пускай сатана так летает.
Эстер улыбнулась:
— Да. Вот именно. И из-за смены поясов пускай тоже он мучится. А я…
— Ты сейчас примешь душ и ляжешь спать. Идем, покажу тебе твою комнату. — И Абелона придвинула самый тяжелый чемодан Эстер к подножию лестницы.
— Не надо, — запротестовала Эстер, — я сама понесу.
Абелона отмахнулась, подняла чемодан и начала восхождение по почти вертикальной винтовой лестнице.
Эстер, с двумя сумками полегче, последовала за ней. Поначалу ей показались странными кольца с пропущенной через них толстой веревкой, тянувшейся вдоль всей лестницы. Но вот мышцы ног стало жечь огнем, голова закружилась, а плечи задрожали под тяжестью сумок. Эстер схватилась за веревку и так, подтягиваясь, двинулась дальше. Подняв глаза, она увидела, что Абелона уже подходит к фиолетовой двери на узкой площадке вверху лестницы.
— Ну и адище! — задыхаясь, выговорила Эстер.
К тому времени, как она добралась до площадки, Абелона уже открыла дверь и дожидалась ее. Эстер, взмокшая и запыхавшаяся, впихнула чемодан и сумки в комнату.
— Не знала, что для того, чтобы подниматься по датским лестницам, нужно быть альпинистом-любителем, — пропыхтела она.
И наконец впервые увидела широкую улыбку Абелоны.
— Очень полезно для сердца и мышц. В Дании поднимешься по
