Невидимый Саратов - Михаил Сергеевич Левантовский
Саратов смотрел в окно и молчал.
Дождь прошел. Под колесами мягко хрустела дорога, как хрустит под ногами лед тонких зимних лужиц.
На повороте Саратов дернулся, что-то заметив, и оглянулся назад – почудилось, что за машиной идут черные тени.
– Спокуха, братуха. – Заруцкий отнял ладони от руля и постучал пальцем о палец, крест-накрест. – Эт наши патронусы. У меня золотой орел невестный, а у тебя этот. Синий вол. Исполненный очей.
– Небесный, – отозвался Саратов. – Золотой орел небесный.
– Да сиди уже. Скрипка-лиса, блять. Знаю, что небесный. Может, мне хочется, чтобы невестный.
Окурок со щелчком и искрами улетел в окно, нажались кнопки, заводя музыку. В салоне зазвучал звонкий бой на акустической гитаре, что-то знакомое – простое и с простым повтором, а затем голос:
Свет
(аккорды на гитаре бодро вверх-вниз)
Твоего окна
(аккорды на гитаре бодро вверх-вниз)
Для меня погас
(аккорды на гитаре еще раз бодро вверх-вниз),
Стало вдруг темно.
Видя, как Саратов вяло покачивает головой, Заруцкий сделал погромче:
И
Стало всё равно,
Есть он или нет,
Тот волшебный свет.
За аккордами на гитаре пошли ударные.
За машиной потянулась ночь, как за печалью идет радость, как за отцом идет ребенок, как за двумя билетами идет ничего не знающий влюбленный и как за дорогой на ярмарку, пока еще не видимая, следует дорога с ярмарки, и в глазах лошадей темно, как в уставшем сердце. Саратов больше не оглядывался назад, а просто слушал песню.
Ооосень, осень,
Лес остыл и листья сбросил.
Машина Заруцкого подъезжала к дому.
Ииии лихооой
Ветер гонит их за мноой.
Щелк – музыка выключилась.
– Ну как бы приехали, жених. – Заруцкий хлопнул по рулю. – Ты уж давай там, это, напиши завтра или звякни, чё да как. А то печально выглядишь.
Видя, что Саратов не реагирует, водитель жениха присвистнул, вылез из машины, обошел ее и открыл дверь:
– Ну ты чего, Володь? Забыл, как ходить? Ай-й-й, иди сюда, горемычный.
Заруцкий подал руку, забрал фонарик, вытащил Саратова из машины и повел к воротам.
– Мдэ-э, бедолага, лихо тебя колбасит. Давай-ка я с тобой пойду, а то уляжешься еще тут.
Саратов вошел во двор, повернулся и спросил:
– Ворота же ничего не сказали?
– А должны были?
– Да нет, так. Просто мало ли.
– Ну всё, завязывай, заебал.
В прихожей Заруцкий обхватил Саратова, сочувствуя его деревянности, и выставил вперед, как манекен, виновато глядя на Олю.
– Валь, я перезвоню, – сказала она и медленно опустила руку с телефоном.
Володя глядел на нее с открытым ртом, как глядят дети на Деда Мороза, пришедшего вдруг именно в их квартиру, именно к ним, с подарками в красном мешке. Он и сам чем-то был похож на Деда Мороза, только загулявшего, потерявшего костюм и посох, преодолевшего десяток корпоративов, забухавшего с соседями и перепутавшего квартиры: мокрые волосы, удивление, стыд и радость, прикрытые длинной зимней курткой, из другой одежды и обуви – трусы-семейники и галоши.
– Как ты… – Оля шагнула вперед. – Где ты быу?
Голос задрожал, готовый вот-вот сорваться.
– Я тебе звониуа сколько раз! Ты нормальный? А ты? Санчо-Панчо, блять. – Глаза юркнули вправо от мужа и обожгли Заруцкого. – Я же тебе звониуа, не мог сказать?
Оля подошла к Саратову, распахнула куртку:
– Это вообще что такое? Дыхни. Нормально дыхни!
Саратов дыхнул.
– Оль, – начал Заруцкий, но не получилось. – Ладно, ладно, окей. Я его с площади забрал.
– С пуощади? – Оля прищурилась. – А это на тебе что?
– Да я это на скорой взял, обуться, – ответил Саратов и потянулся к жене.
– Руки! – Оля отмахнулась. – В смысле на скорой? А на пуощади ты что деуау? У тебя одежда дома, телефон дома, тебя нет весь день, приехау гоуый, это мне как вообще понимать?
– Трансгрессировал, – сказал Саратов, – как в «Гарри Поттере».
– Очень смешно, Вова, прям Геннадий Ветров. – Оля стукнула кулачком по куртке, Саратов поймал ее руку. – Отпусти. Я сказауа, пусти.
Саратов не отпускал.
– Оль. Успокойся, пожалуйста. Ты даже вот примерно не представляешь, что случилось.
– Нет, это ты не представляешь, что суучиуось.
– Да она не может любить меня, – выглянул из-за спины Заруцкий, – да я люблю тебя-я-я! Короче, вы тут разбирайтесь, я поехал.
Уже закрывая за собой дверь, он остановился и вежливо попросил свою куртку.
Саратов высвободил один рукав и завис, рассматривая прихожую. Оля переглянулась с Заруцким и помогла мужу, а отдавая вещь, спросила, действительно ли на Володе обувь со скорой помощи.
Заруцкий хмыкнул, развел руками и попрощался.
Закрыв дверь, Оля повернулась к Саратову и увидела, что он стоит как стоял, не двинувшись с места, и смотрит на предметы вокруг.
– Ты как будто в каком-то своем мире живешь, Воуодь. Может, как-то уже вернуться пора, не кажется? У нас тут проблем, если что, выше крыши.
Она сняла с вешалки старый кардиган, накинула мужу на плечи и приобняла его сзади, уткнувшись носом в спину.
– Я тебя весь день искауа.
Кардиган попахивал дымком – он давно перешел в разряд «дачной» одежды, прошлой осенью Оля надевала его, когда убиралась на участке и сжигала листья. Стоял приятный сухой день, земля была теплой и благодарной за то, что ее так бережно расчесывают граблями, а то, что на ней жгут костер, – так это ничего.
Спина Саратова казалась теперь Оле той землей – такой же тихой, плоской и большой, можно раскинуться на ней, как звезда, лежать и ни о чем не думать. Даже при том, что эта падла приперся черт знает откуда, пришибленный и полуголый.
Саратов пах Саратовым, как подушка пахнет особенным запахом – кожи, шеи, пота, шампуня, – запахом снотворным, спокойным и усыпляющим.
Не отрываясь от спины, Оля постояла еще, и муж тоже постоял еще.
Далеко не сразу, совсем не налегке, но не зная, как еще быть, она потихоньку, по слову, по фразе, заговорила – куда теперь деваться. Из-за того, что она уткнулась в Саратова, ее голос чуть гудел, звучал ниже обычного и проходил через мужа как будто утром, когда он оказался невидимкой и попал на висок.
В этот раз Оля говорила намного больше, и Саратову хотелось сказать, что он видел, что он был рядом. Вот только про Катю и одноклассницу он не знал, а узнав, оторопел еще
