Невидимый Саратов - Михаил Сергеевич Левантовский
Саратов кинулся к шкафам и их содержимому:
– А вы меня слышите? А вы? А тут? А ну-ка вот здесь?
Бегая от мебели к мебели, от вещи к вещи, выдвигая ящики, поднося к ушам всё, что попадало в руки, босоногий мотылек увидел на подоконнике ручку, схватил ее и прошептал в колпачок:
– Не хотите ли познакомиться, мадам?
Саратов не дождался ответа, победоносно взмахнул ручкой, как шпагой, повернулся и увидел Валю-репликанта – похоже, она собиралась куда-то звонить, и выглядела вполне решительно.
– Валя, – сказал Саратов как можно ласковей и спокойнее, – а я тебя не разглядел сразу. Такой свет яркий был. Вжух прям! А ты меня – нет? Не узнала?
– А так-то должна была? – Валя присмотрелась, подошла ближе. – Ой.
Странным человеком под пледом был муж Ольги Владимировны. Правда, Валя не помнила, как его зовут. Репликант покраснела и отступила к двери:
– Извините, я, наверное, не вовремя зашла. Вы, наверное, как это сказать… Ну, в смысле… Короче, я пойду тогда. Если что, я Ольге Владимировне ничего не скажу, обещаю.
– Валя, Валя! Это вообще не то. И Ольге Владимировне я сам скажу. Или не скажу. Я, Валечка, сам еще не знаю. Она же здесь?
Узнав, что жена недавно уехала домой вместе с дочерью, Саратов растерялся, постоял в задумчивости и, не вдаваясь в подробности, попросил у репликанта три вещи: телефон, чтобы позвонить и тут же вернуть, фонарик и какую-нибудь обувь, может быть, что-то рабочее, сапоги какие-нибудь, если есть, – их он тоже непременно вернет.
Перепуганная Валя пошарилась в ящиках и осторожно, не подходя близко, протянула фонарик.
– Класс, прям побег из психушки. – Саратов щелкнул кнопкой, работает. – А на ноги что-нибудь найдется, а? Ты уж прости, Валюш, что я тут вот так это. М-м?
Не отрывая глаз от человека-мотылька, завернутого в плед, Валя отошла к коробкам, сложенным за дверью, и достала оттуда пару обуви – высокие галоши розового цвета с черной шерстяной обивкой.
– Большемерки, мы с «алика» заказывали, – пролепетала Валя и поставила галоши на пол. – Вам подойдут, ну, должны подойти. Розовые, правда.
Саратов сунул ногу в правую галошу: стопа легко скользнула внутрь, устроилась без препятствий, обнятая со всех сторон искусственным мехом. Левую он поднес к уху и сказал, глядя на Валю:
– Аууо! Будьте добры Саратова! Немедленно!
– Ужас, – ответила репликант, отводя глаза. – Вот телефон, вы просили.
Саратов принял помощь и с горечью ответил:
– Я сам себя пугаю, Валя. А как девочка? С ней всё в порядке?
– Какая девочка?
– Ну, с отравлением которая.
– А вы откуда знаете?
– Так ведь где живем, забыла, что ли. Слухи моментально расходятся.
Валя кивнула и рассказала, что в целом с девочкой всё нормально.
– Какие же вы молодцы, Валя. – Саратов завернулся в плед и пошел к выходу. – Просто невероятные.
Валя выглянула вслед из ординаторской.
Человек-мотылек, обутый в розовые резиновые галоши, прошелся по коридору, остановился у дивана, посмотрел в окно, заставленное фикусами, и сказал кому-то по телефону, чтобы за ним через полчаса приехали на площадь, туда, где газоны с клумбами. И что он потом всё объяснит, и что дело срочное.
Оставив телефон на диванчике, человек-мотылек выпорхнул со станции скорой помощи в холодные сумерки, тихо и незаметно, будто всю жизнь учил этот трюк.
Моросил мелкий дождь – точки, рассеченные надвое и еще раз надвое.
Обогнув шлагбаум, Саратов включил фонарик и пошел по тротуару, осторожно, сначала высвечивая место перед собой, разглядывая и лишь потом ступая вперед. Он шагал медленно, не торопясь, и внимательно смотрел на асфальт, по которому скользило пятно света.
Он то и дело останавливался, будто что-то забыл, ощупывал себя и бормотал. Пройдя половину квартала, оглянулся: позади желтели окна больницы, и за одним из окон, как ему представлялось, была палата с той самой девочкой.
Вскоре Саратов продрог, будучи хоть и под пледом, но без штанов и верхней одежды. Настигший его озноб показался в том момент самым настоящим и неоспоримым подтверждением: он – человек, живой человек, тот же, что и был вчера, разве что немного не в себе, ошалелый да еще подмерзший.
Холод, впрочем, оказался не самой трудной трудностью. Мешали мысли, много-много мыслей и вопросов о пережитом дне – они вспыхивали и мерцали в голове, перебивали сами себя и звали, звали думать. Так дети, играющие в жмурки, хлопают в ладоши, подзывая того, у кого завязаны глаза: я здесь, я здесь, иди сюда, поймай!
– Когда, повсюду. Шумно, льет, – отчеканил дрожащий рот, – и сыпется, вода. Все говорят. Что дождь, идет. Но только, вот, куда.
Слева посигналила проезжающая машина.
– Шагают люди. По делам. И все, к кому, ни-будь. Спешат, бегут. То тут, то там. У каждого, свой, путь. Ха… М-да уж. А я городской сумасшедший, здравствуйте.
Саратов замер в дальнем свете, прикинул, как он выглядит со стороны – мужик в покрывале, с голыми ногами, посреди улицы, – и тут же накинул плед повыше, на голову, пряча лицо.
Машина проехала, Саратов выдохнул и пошел дальше. Водяная пыль то накидывалась на него сверху, отчего плед быстрее намокал, то уносилась в сторону, словно находя что-то более интересное, и возвращалась обратно.
– Кто на работу. Кто домой. Кто петь. Кто хоронить. А ты, осенний. Дождик мой. Какую. Тянешь нить.
Закутанный в покрывало, он шагал, глядел под ноги и иногда бросался на землю, светил поближе, поднимал, разглядывал, искал снова.
Так он добрался до площади и, увидев газон с травой, побежал к ней, резко остановился, посветил фонариком вниз, вокруг себя, потом шагнул вперед, шагнул еще и остановился у края газона. Встал на колени и наклонился вперед.
Тротуар врезался в кожу бугристыми камушками, холодными и мокрыми.
– Ребята, – сказал Саратов, опустив лицо в траву. – Это вот я. Человек-заколка-невидимка. Спасибо пришел сказать. Спасибо вам большое. Господи. Я, что обещал, всё помню, всё сделаю. Спасибо, спасибо, спасибо, спасибо.
Саратов закрыл лицо руками и долго так стоял, на коленях, укрытый пледом, похожий на маленькую черную палатку.
Дождь наконец успокоился и убежал куда-то за городок, а Саратов всё так же полусидел, полулежал лицом в газон, рядом по траве расползался треугольник света от фонарика, и больше ничего не происходило, пока не послышался звук подъезжающей машины. Саратов осторожно, не поднимая голову, оглянулся. Ему показалось, что автомобиль опоясывает синяя полоса с белой надписью.
Колеса медленно прошелестели и остановились на другой стороне площади. Хлопнула дверца.
«Только не менты», – испугался Саратов и, стараясь слиться с темнотой,
