Кинокефал - Ольга Сураоса
Закончив говорить, я провёл по торцу диска и сообщение отправилось. Выйдя из отправительской будки, преисполненный бурлящей радостью, я отправился к своему пассажирскому столику. Это был мой первый полет на дирижабле, и он был чудесен! Я нарочно не взял каюту, а потратившись, заказал столик у окна. Каково же было моё удивление, когда выяснилось, что билет в аэростате и номер в отеле были взаимосвязаны. Как мне разъяснили, что я в любом случае заказываю не просто номер, а путевку, в стоимость которой входят многочисленные прелести «Империала». Что ж, да будет так. От Штрумфа до отеля «Империал» было не близко, однако на дирижабль я попал скоростной, так что посидеть полдюжины часов, наблюдая шикарные виды, не составляло никакого труда. Каюты же, хоть и очень комфортабельные, стоили в разы дешевле, чем столик воздушного ресторана. Правда, в них не предусматривались окна, и все величественные виды для пассажиров кают проходили мимо. А разве не виды являются главным в любом путешествии? Кажется, если не видеть своё перемещение в пространстве, то многое просто обесценится. Пищи для размышления станет в разы меньше, и суета распространится повсеместно. Не станет путешествий, а лишь одни сплошные прибытия в пункты назначений.
С удовольствием сощурившись, я рассматривал холмы, покрытые белыми шапками деревьев – в здешней местности зима уже хозяйничала вовсю. Теплила и завораживала мысль, что в Арте (Верхней земле) зима не властвует вовсе. Насколько мне было известно, дирижабль должен был пройти через один из колодцев, соединяющих Арту с Каллиопой. Колодцев этих существовало совсем немного – шесть (не считая осевого, через который проходили светила – Колос с Ихтисом), и около каждого на Арте находились те или иные значимые сооружения. Вокруг колодца, через который летел мой дирижабль, и был построен выдающийся отель. Великолепное пребывание в нём описывал мне мой дядя, поэтому неудивительно, что я отправился именно туда. Два других отеля возле двух других колодцев – были попроще и предназначались в основном для обеспеченных жителей Ватики, никогда не видящих в подземном мире света светил.
Пальцы мои заледенели, а прекрасное расположение духа в разы поубавилось. Глядя в огромное панорамное окно, я не мог представить, как можно жить без всего этого светлого великолепия. Мои размышления прервали стойкие, медово-лимонные ароматы цикория, перекрывающие все остальные царящие вокруг запахи. Повернув голову, я увидел спешащего ко мне официанта.
– Ваш заказ, – он поставил передо мной чашку дымящегося напитка. – Желаете что-нибудь ещё?
– Нет, благодарю.
Я слегка наклонил голову. Официант, учтиво поклонившись, удалился. Обхватив горячую чашку пальцами, с наслаждением ощутил разливающееся по ним тепло. Любимое сочетание запахов развеяло нахлынувшую грусть. Немного погревшись, я поднял блюдце с чашкой и пригубил, прикрывая глаза. Восхитительный вкус перебила вибрация направленных на меня внимательных глаз. Поставив напиток, увидел перед собой девочку лет шести. Она была ещё настолько мала, что её голова еле-еле возвышалась над ресторанным столиком. Тем не менее с упорством вытянув шею, она смотрела на меня через преграду своими большими зелёными глазами. Смутившись от такой детской открытости, я прошерстил взглядом зал в поисках родителей, и безуспешно. Зал был полон, однако спешащих к ребёнку взрослых, видно не было. Девочка почувствовала моё замешательство, но не поняла его, продолжая немую сцену.
– Ты похож на дядюшку Годимира. Я думала, что никто не похож на дядюшку Годимира. Ты кто?
Голос девочки звучал чётко, ясно и не по-детски осознанно. Её вправду очень волновало то, что я ей скажу.
– Твой дядюшка и я – кинокефалы. Это такие…
Мне не дали закончить.
– Не то! Я знаю, кто такие кинокефалы, – подняв руку вверх, она помахала фарфоровой куклой. Голова у куклы была одета в ныне модный, но абсолютно бессмысленный цилиндр, а под ним обозначились явные кинокефальи черты.
– Я видела много разных кинокефалов, но дядюшка Годимир особенный. У него и уши как у тебя, и нос, и глаза… Почему ты так на него похож?
– М-м-м… – я смутился окончательно, – знаешь, многие, вернее, все похожи на кого-нибудь. Нас всех настолько много в мире, что наверняка кто-нибудь на кого-нибудь да похож.
Девочка наморщила носик. Задумалась.
– Значит, эти схожие – дальние родственники? И у меня где-то есть сестричка, а дядюшка Годимир – твой родственник?
– Нет, – мягко ответил я, – если кто-то похож на кого-то, то это не значит, что они родственники.
– Почему? Почему же тогда они похожи?
Девочка не сдавалась. Я украдкой вздохнул, вынуждаемый ответить честно.
– Я не знаю.
– Ну вот. У кого что не спросишь, никто ничего не знает.
– А сама ты сможешь ответить на вопрос?
– Обычно я их задаю, – улыбнулась она, – но если спрашивают меня, то я отвечаю.
– С кем ты летишь? Где твои родные?
Лицо девочки помрачнело. Она надула губки и отвела глаза.
– Я лечу с фрау Амелиндой, – девочка посмотрела на свои руки, и лицо её вновь озарила улыбка.
– А сопровождают меня Тереза и Лиафвин, – она подняла обе руки вверх, – смотри!
Помимо кинокефальной куклы, в другой руке девочка держала вторую, изображающую даму.
– Смотри!
Она обошла столик и села на краешек дивана, протянув мне своих подопечных. Я послушно принял кукол, стал разглядывать, отмечая кропотливую работу мастера. Одеты они были по последней моде. Герр Лиафвин – в длинный плащ-сюртук, а фрау Тереза – в длинное узкое платье с оборками. На неё также была надета неумелая, по-детски слепленная бумажная маска. Лица кукол были проработаны достаточно хорошо. Сквозь прорези в маске видна была каждая ресница у куклы-дамы, а на кукле-кинокефале – каждая шерстинка.
– Замечательные у тебя спутники, – я отдал кукол обратно девочке. Зелёные глаза её засияли.
– Правда хорошие? Я их очень люблю! А они вот друг друга не очень.
– Почему? – не преминул поинтересоваться я.
– Тереза – кошка, на ней кошачья маска.
Только теперь я понял, что торчащие рога маски были ушами, а в разнобой прочерченные линии – усами.
– Лиафвину не нравится, что она кошка.
Я поразился созданной на пустом месте проблеме. Во что бы то ни стало захотелось разрешить её.
– А зачем нужна эта маска? Не лучше ли без неё?
– Нет, – девочка вновь сморщила носик. – Тереза должна её носить.
– А для чего?
– Да потому что она кошка.
– Хорошо, – я не стал вдаваться в прихоти ребёнка, – но Тереза знает, кто она такая?
Девочка, подумав, кивнула.
– А ты знаешь?
– Да.
– А Лиафвин?
– Да.
– Тогда, может, снять маску, если и так все знают?
Девочка посмотрела на свою куклу, поправила оборку и убрала, наконец, примотанную ниточкой бумажку.
– Так намного лучше! – приободрил её я. – Она у тебя красавица.
– Теперь ты знаешь про Терезу. И никто другой больше не узнает.
– Я буду беречь это знание, – улыбнулся я. – Что же, теперь они будут лучше друг к другу относиться?
– Я не знаю, – большие глаза
