Кинокефал - Ольга Сураоса
Я рассмеялся.
– Это точно! Такого не сыскать.
Подставляя для почёсываний другое ухо, Берта ворчанием это подтвердила.
– А ты, Бони, что в итоге будешь делать? Переедешь сюда?
– Нет, дом я продам. Здесь, конечно, просторнее, но моя квартира комфортнее.
Ветер с окна нёс волнующие запахи. Тысячи мелочей, которые стоило только заметить, разыгрывали в голове разные краски, сцены, аккорды. Всё: от тонкого парфюма на мускусной основе из брадобрейной до подгоревших блинчиков из квартиры дома напротив, от свежевыстиранного белья с запахом полыни до озонового гудения верстовых столбов… И это только запахи.
– Рейн, я вообще думаю о том, чтобы уехать.
– Что?
Рейн перестал гладить Берту и полностью развернулся ко мне.
– В отпуск?
– Надолго.
– Но к чему тебе уезжать? У тебя действительно уютное, обжитое местечко, рядом парк, достойная служба – пристраиваешь в дома бродяжек.
Я тёр переносицу, силясь подобрать верные слова для объяснения. Осушив бокал, поставил его на подлокотник кресла.
– Дело в том, что город – слишком навязчивое место, устаёшь его не замечать.
– Ты считаешь, что существует то место, которое будет ненавязчивым?
Рейн иронически вздёрнул ушами и осушил бокал тоже.
– Меняться и перестраивать можно только изнутри. Простой переезд не поможет.
Теперь я в свою очередь повёл ушами, только уже от удивления.
– А с чего ты взял, что мне хочется измениться?
– Потому что, Бони, ты не глупый и понимаешь, что всё живое стремится к росту и развитию. Однако прежде, чем двигаться, это сперва надо осознать.
– Осознаю, – улыбнулся я, протягивая Рейну бокал, – осознаю, что город приносит мне мигрень.
Рейн, нахмурившись, разлил виски.
– Но этого недостаточно, – он говорил очень серьезно. – Это же не единственная твоя причина отъезда?
Его вопрос поставил в тупик. Хотелось ему рассказать, но я до сих пор не определился, как мне самому к этому относиться. Поколебавшись, я небрежно бросил:
– Сны могут сойти за причину?
Рейн потёр подбородок. Он всегда так делал во время крайнего замешательства.
– Что же тебе снится?
– Это сны, похожие на картинке в инфовизоре, одного мотива и вида. Я не придавал им значения раньше, но с конца лета они стали сниться регулярно.
Зачем-то посмотрел на свои пальцы, будто припоминая. На деле, мне было неловко рассказывать об этих туманных вещах вслух. Рейн тактично не проронил ни слова, позволяя мне сосредоточиться. Но я не мог сосредоточиться, сердце забилось чаще, дыхание внезапно сдавило.
– А знаешь, что. Это неважно. Я действительно не могу осознанно сказать, почему хочу уехать. Жизнь вокруг складывается более чем удачно, но, видимо, меня это не устраивает.
Рейн наклонил голову на бок, заглянул мне в глаза.
– Ну, ты с юности мечтал о доме у реки.
– Надо же, ты помнишь…
– Я помню всё, Бони.
Рейн протянул мне бокал.
– За мечты.
– За мечты.
Мы чокнулись. Звон птичьей трелью разлетелся по комнате. Только сейчас стало заметно, как уже стемнело. Захотелось светлого, тёплого. Камин с отделкой старой школы находился аккурат напротив наших кресел. Шишечки проводников исправно стояли по углам, начищенные до блеска – так всегда любил отец. Я поднялся и переставил шишечки для общей проводимости ближе, отставил в сторону крышку, скрывающую зеркальную поверхность. Воздух моментально прорезали нотки мягкой вибрации. Окружающая сырость медленно замещалась теплом, а светильники на стенах наполнялись светом. Я погрузился обратно в кресло, преисполненный еле слышным успокоительным гулом.
Мы просидели так довольно долго, щурясь на разгорающийся свет.
– Всё-таки не будешь рассказывать про сны?
– Не буду. Это сродни изучению мистории.
– Так же бредово? – усмехнулся Рейн.
– И совершенно бесполезно, – подтвердил я.
Мы оба с презрением относились к культу мистории, хотя быть мисториком считалось весьма почётно. А чего мы, собственно, хотели? Всё логично – единой Империи – единая согласованная мистория. Никакого отхода от согласованных фактов, только строго отрегулированная версия событий.
Мы с Рейном оба погрустнели. Перемалывать одно и то же не имело смысла. И так много возмущений и бесед было потрачено на обсуждение существующей системы, всё это совершенно ни к чему. Не возводить же в главенство (за неимением альтернатив), развал Империи? Как маленький осколок в виде провинции может существовать? Всё равно он будет кому-то подчиняться.
– Задумался о прелестях империализма?
Рейн похлопал меня по плечу. Порой мне казалось, что его уши слышат абсолютно всё, в том числе и мысли собеседников.
– Думаю, нам пора передислоцироваться. Неподалеку отсюда есть один неплохой ресторанчик.
Я согласно кивнул. Рейн отставил проводники, и свет рассеялся, сгустившись во тьму. Пока я относил бокалы на кухню, сины, грустно цокая когтями, следовали за мной. Ребель – заботливый человек, с ним им будет лучше. Потрепав зверей по холкам, направился к ждущему меня Рейну. На выходе из дома он приостановил меня.
– У тебя участилось сердце, когда ты упомянул про сны. Я переживаю за тебя. Ты действительно надумал уехать?
– От твоих ушей ничего не скроется.
Я отворил дверь.
– Бони, – запротестовал Рейн, – ты не ответил.
Закрыв дверь, прислушался к себе, но ничего кроме навязчивых звуков и запахов не разобрал. Оставалось честно признаться:
– Не знаю, Рейн. Я не знаю.
Глава 2
Рука об руку, пальцы скрещены. Я перевёл взгляд выше, выше распростёрлись бескрайние холмы. Эти холмы были громадными и гладкими, словно накрытые гигантским одеялом. Нет, это не холмы, а огромные возвышающиеся стены, внушительные стены из камня. Горы. Нужно ли мне знать, что по ту сторону? Нужно ли мне туда? Лёгкое касание щеки, запах пера. Птица. Что это за птица? Может, ей удастся преодолеть стену? Рука об руку. Я тебя не отпущу.
Открыв глаза, ладонью смахнул наваждение сна. Завернувшись в одеяло, перевернулся на бок. С открытого окна приятно веяло прохладой, но звуки просыпающегося города и птичьи трели теперь точно не дадут уснуть. Можно было, конечно, закрыть окно, но дело было не только в нём. Хотелось подумать.
Прошла неделя после разговора с Рейном в отцовском доме, и про сны я ему так и не рассказал. Зачем мне вообще приспичило говорить о них? Чего в них такого волнующего? Они абсолютно лишены подробностей, смысла в них тоже ни на грош. Вот что это за птица? Даже силуэта её не разобрать, не то что вид определить. Что это за горы? Ни в инфовизорских рассказах, ни в иллюстрациях я таких не видел – тоже бессмыслица. Даже неясно, кого я так крепко держу за руку.
Перевернулся на другой бок. Было ещё достаточно темно, но едва заметное колыхание занавески было различимо, чувствовались октябрьские порывы ветра. Северо-восточного ветра, неизменно приходящего осенью. Неизменно приходящего… как и мои сны. Может, дело в их повторяемости? Мысленно прокручиваемый отъезд находит отображение во снах? Надо было в этом убедиться.
Поднявшись с кровати, нащупал ногами тёплые тапки. В прохладном воздухе тело моё зябло, в отличие от шерстяной головы. Хорошенько закутавшись в халат, посмотрел на часы. Висевший над проёмом круглый блин циферблата показывал шесть утра – времени на раздумья вполне хватало, и я направился к своему кабинету. В нём находилась библиотека, которая хоть и была небольшой, но сонник в ней имелся. Давно уже следовало расставить все точки над «и», удостоверившись, что сами по себе мои сны ничего не значили. Однако в найденном томике не оказалось нужного значения «гор». Там были: чёрные горы, голая гора, верхушка горы, прогулка в горах, подъём на гору, спуск с горы… В общем, всё что угодно, но не созерцание. Решив пойти с другой стороны, посмотрел значение «птица», и тоже мимо: маленькая птица, летящая птица, хищная птица, кормление птицы, стая птиц. А я ведь даже её не видел, только ощущал. Сделалось смешно от своих детских попыток поиска. Я постучал корешком книги себе по носу. Она вкусно пахла свежей печатью, так и не открытая с поры, когда была подарена мне на одном из Вечеров в качестве шутки. По сути, она и являлась шуткой, глупо было понадеяться на неё всерьёз.
