Человек маркизы - Ян Вайлер
Он реагировал, как большинство людей, когда они обнаруживают, что сделали что-то не по своей воле: они приукрашивают это обстоятельство. Это отличает человека от животного. И это же главным образом склонило Папена к такой технике продаж. Вот если бы его маркизы растворялись от дождя или рукоять ворота отламывалась при использовании, тогда это было бы обманом. Но разве это так? «Нет, не так», – считал он. К тому же он гарантировал пожизненное гарантийное обслуживание, которое сопровождал такой фразой: «Пожизненное – я имею в виду срок жизни маркизы. То есть дольше, чем живём мы с вами».
Были также методы, к которым мы редко прибегали, потому что они не оправдались или оказывались слишком хлопотными. Например, дебаты о зависти. Вообще-то хорошая идея, но она если и приносила успех, то чисто случайно, и результат был не так чётко предсказуем, как, например, в приёме с меланином, при котором можно было быстро увидеть, поддаются ли жильцы страху перед экзотическими заболеваниями.
При этом дебаты о зависти доставляли особое удовольствие. Они состояли в том, что после открытия дверей жильцы сразу становились свидетелями разборки между шефом и его практиканткой. Теоретически это должно было проходить так.
Дверь приоткрывалась на щёлочку, там тяжёлая цепь, а за ней мужчина.
Я такая: «Это не та дверь, у нас заказ не сюда».
Папен: «Да вроде бы правильный адрес. Вот же написано: дом 139. Это сюда».
Я: «Не может быть. Ещё, не приведи бог, поставим не туда. Специальная скидка только для господина Бёмера».
Папен: «Извините, вы ведь господин Бёмер?»
Кёбельхайм: «Нет, они живут этажом выше».
Я: «Говорю же. Вот же написано: Бёмер, сорок процентов скидка, пятый этаж».
Кёбельхайм: «И на что это Бёмер получает скидку сорок процентов?»
Папен: «Ну, на товар».
Кёбельхайм: «И что это за товар?»
Папен: «Это я не вправе вам говорить. Может, вы заказали то же самое, но по другой цене, тогда вам будет неприятно это узнать».
Кёбельхайм: «Я ничего не заказывал. А что заказывать-то? Может, я тоже заказывал?»
Этот вопрос быстро приводил к раскрытию тайны и к информации, что Бёмер давно подумывал о приобретении маркизы и наконец решился из-за выгодной цены. Если нам везло, то на этом месте пробуждалось честолюбие Кёбельхайма и жажда тоже урвать себе выгоду. Но это редко срабатывало. Либо люди сразу же захлопывали дверь, потому что наш спор был им неприятен. Либо они глумились над своим соседом, не реагируя на выгоду. Как бы то ни было, наши дебаты зависти успешно сработали всего три раза, и мы их потом бросили.
Столь же малоурожайной оказалась наша «буддийская брахмапудра»[3]. Вообще-то, эту технику, которую мы разработали однажды вечером с Аликом, я считала плодотворной, но она потерпела крах из-за того, что я не могла при этом сохранять серьёзность.
Буддийскую брахмапудру мы придумали для специфической публики. Потому что иногда сталкивались с женщинами – это всегда были женщины, – у которых запах благовоний пробивался и на лестничную площадку. Когда дверь открывалась, на заднем плане маячило тибетское молитвенное знамя, а на комоде в прихожей стоял Будда. Или Ганеша. Или другие индийские божки с блошиного рынка. Мне казалось, что таким дамам лучше всего рассказать, что мы явились сюда благодаря интенсивным дыхательным упражнениям и можем им предложить нечто такое, что чистит чакры и может вымостить путь к познанию. Речь при этом шла о покрове космической любви, и у кого на балконе есть такой покров, тот будет вознаграждён птицей тантры с её многоголосым пением, от которого все потоки энергии в теле перенастроятся заново. И это будет очень полезно для пищеварения. Всю эту брахмапудру я когда-то почерпнула из воодушевлённых откровений моей учительницы по искусству, которая призывала нас рисовать на занятиях наш внутренний огонь и при этом ставила пластинки Рави Шанкара. Я и подумать тогда не могла, что весь этот мусор когда-нибудь мне пригодится.
Когда я впервые устроила эту «брахмапудру», Папену пришлось отвернуться, потому что он не мог контролировать выражение своего лица. Женщина ответила, что многие годы ждала нашего прихода, после чего у меня случился приступ истерического смеха, и нам пришлось прекратить сцену. А жаль, из этого могло что-то получиться.
Я потом ещё два раза пробовала, но как только Папен начинал потихоньку бормотать «ом-мани-падме-хум», я не выдерживала. Мы так ничего и не продали под эту сурдинку. Но зато повеселились.
Когда дело доходило до выбора музыки в наших бесконечных разъездах, моё настроение также улучшалось. После того как я выдержала Klaus Renft Combo, а также Silly, City и Karat, мы наконец купили один диск для меня. Bravo Hits 48. Какое же это было облегчение, какое освобождение!
Со скоростью 90 по трассе А40, опустив стёкла и вывернув на полную громкость. Мой отец не позволял себе подпевать во всю глотку, прежде всего потому, что он не твёрдо знал текст, да и его английский оставлял желать лучшего. Если бы диск был на русском, его участие могло бы оказаться более существенным. Но некоторые тексты были несложными. А один так и вовсе про него.
He was a no one (он был никем)
A zero, zero (ноль, ноль)
Now he’s a honcho (теперь он большая шишка)
He’s a hero (он герой)
Herс was a kid with his act down pat (Герц был ребёнком с дурным поведением)
From zero to hero in no time flat (от нуля до героя в мгновение ока)
Zero to hero just like that (от нуля до героя вот так).
Больше всего ему нравилась «Эммануэла». Тогда он постукивал по рулю и горланил:
Руки прочь от Эммануэлы!
Руки прочь от Эммануэлы!
Все девушки, все парни скажут «Нет!»
Твоя жизнь тебя уж не порадует.
Что ты можешь знать о любви?
Ничего о любви ты не знаешь!
Твои чувства опять тебя подвели.
Ты считал себя грозным,
Но не выглядишь так.
Кассовый гроссбух тоже доставлял радость. Когда мы под конец садились в
