Голуби над куполами - Татьяна Владимировна Окоменюк
Потом наступала очередь отца Георгия. Его головные боли Джураев купировал раствором пищевой соды. Язвы Владика он смазывал кефиром и давал их вылизать Обаме. Что интересно, раны и впрямь начали заживать. С желудочными болями Паштета возни было несколько больше. За полчаса до каждого приема пищи Пашка должен был выпивать по полстакана картофельного сока. Тереть сырую картошку на терке три раза в день никому не хотелось и, в первую очередь, самому Павлу. В конце концов, наладился бартер: Джамшед готовил чудо-зелье, а Тетух ему за это связал для намаза коврик и из старенькой автопокрышки смастерил спальное место для Обамы.
В данный момент Тетуху было не до язвы – кровотечение не прекращалось. Он и холодный компресс прикладывал, и крепко зажимал крылья носа, и запихивал в ноздри тампоны, сделанные из лоскутков вафельного полотенца – все напрасно.
– Падними верх правый рука и падержи так, – посоветовал ему Джураев.
Глаза Пашки полезли на лоб, тем не менее, он подчинился. Как ни странно, кровотечение прекратилось.
– Слышь, Джами, откуда ты сечешь такие вещи? У тебя что, в генеалогическом древе были шаманы?
– Зачем шаманы на дереве? – захлопал тот густыми ресницами. – Я сам – доктор.
– Кто? – синхронно воскликнули все, кроме Владика.
– Зверский врач. Эта… Ай…болит.
На то, чтобы водворить на место отвисшие челюсти мужчинам понадобилось около минуты.
– Ты фельдшерские курсы закончил? – предположил Лялин.
– Зачем курс? Аграрный университет имени Шириншо Шотемура.
И снова в помещении воцарилась тишина.
– А че ж ты сколько молчал? – воскликнул Пашка. – Сказал бы сразу, что – авторитетный бабай. Были б тебе уважуха безмерная и респект преогромный.
– А никато не сыпрашивал, – виновато улыбнулся таджик. – Я же доктор не челавечный, а зверский…
Взрыв хохота заглушил его следующие слова.
– Зеленый травк ложится под ногами,
И сам к бумага тянется рука,
И я шепчу дрожащие губами:
«Велик могучим русский языка!
– продекламировал вдруг Владик.
Все головы автоматически повернулись в его сторону, все глаза удивленно уставились на мужчину.
– Владик, к тебе что, память вернулась? – обрадовался отец Георгий, лепивший коржики из того, что осталось после отжима картофельного сока.
– Нннет…
– А откуда ты знаешь этот стишок? Кто тебе его рассказал?
– Не помню… Выскочило само собой…
– Счастливчик! – промолвил Бурак, вытирая новую порцию соплей. – Хочешь каждый день знакомиться с интересными людьми, бывать в незнакомых местах, ежедневно попадать в экстремальные ситуации? Потеряй память!
– Не смешно! – рассердился Лялин. – Болезни присутствующих не могут быть предметом для шуток и острот.
– Прошу прощения, – смутился белорус. – Больше не повторится.
На запах жареной картошки примчался Злыдень. Резво взобравшись на плечо Паштета, стал высматривать Обаму. Не обнаружив последнего, заволновался – троллинг кота был обязательным номером его вечерней программы.
За ужином стали расспрашивать Айболита о его жизни. Тот не настроен был вести монолог – стеснялся своего произношения. Пришлось устраивать допрос. Говорил он тихо, сбивчиво, не глядя никому в глаза. Информацию из него вытягивали клещами и все-таки выяснили, что родился Джамшед в небогатой многодетной семье десятым, последним по счету, ребенком. Его мать умерла во время родов. Отец, не справлявшийся с таким количеством детей, отправил последыша в город, к своему двоюродному брату Джурабеку. У последнего не было сыновей – только дочери. Куском хлеба родичи мальца не попрекали, но все равно он чувствовал себя чужим: боялся выразить недовольство, пожаловаться на недомогание, что-то попросить. Учился Джамшед прилежно, особенно любил зоологию. По характеру был замкнутым и робким, с городскими детьми не дружил. Все свободное время проводил с домашними животными Джурабека. Школу он окончил успешно. С отцом и родными братьями-сестрами практически не общался. Те считали его причиной смерти матери, из-за чего парень жил с постоянным чувством вины, с детства страдая нервическими болезнями. Джурабек воспитывал племянника в строгости, но понапрасну не гнобил. После окончания школы помог Джамшеду поступить на ветеринарный факультет Таджикского аграрного университета. Пока тот учился, поддерживал материально.
Получив диплом ветеринарного врача, Джураев поехал работать в Кумсангирский район Хатлонской области. Там женился на семнадцатилетней девушке, родились сыновья, сначала Файзуллох, затем Сангибек. На четверых его зарплаты хватало с трудом, но спасали огородик, козочка и корова.
Потом его перевели в Согдийскую область на должность главного санитарного врача Пенджикентского района. Зарплату повысили, да и люди стали «оказывать уважение». Все было хорошо, живи да радуйся. Жена родила девчонок-близнецов: Ситору и Барфину. А через полгода случилась беда: в их районе произошла вспышка бруцеллеза. Были поражены девять процентов овечьих отар и козьих стад. Как следствие, упал объем производства мяса и молока. Заразились люди, употреблявшие непастеризованную молочку. Много голов тогда полетело, но нужен был главный козел отпущения. И его нашли. Джамшеда вышвырнули с работы «за провал профилактической вакцинации животных». Чудом не посадили.
Наступили тяжелые времена. Найти нормальную работу он не смог. Везде платили не больше пятнадцати долларов в месяц. Выжить на эти деньги семье из шести человек было невозможно. Хорошо, что к тому времени у них были десять соток земли. Жили на доходы от огорода. Жена продавала овощи, молоко, творог. И все бы ничего, но начали болеть дети. Близнецы попали в больницу. А что это за лечение, если на закупку лекарств для одного больного из госбюджета выделяется двадцать дирамов[20] в день, а на питание – от двадцати до сорока. Дома дети тоже не наедались. С мясных блюд из говядины и баранины семья перешла на молочные продукты и лепешки. Гулянда стала по ночам плакать, старшие сыновья – подворовывать на базаре. Иного выхода, как занять денег у Джурабека и отправиться на заработки в Россию, у мужчины не было. Когда он наконец приступил к работе, счастью его не было предела. Думал, отдаст дядьке долг, поставит Гулянде золотые зубы, купит семье плазменный телевизор с большим экраном, а новорожденной Шукроне – импортную коляску. Не судьба!
«Патом я в этот турма попал, абыдно. Савсем негодный морда мой – семья голодает. Думал, Аллах мэне поможет, и этат гюрза дэнги верниет», – закончил Джураев свой рассказ, вытирая слезы.
– Не менжуйся, братан! Все у тебя еще будет: зеленые
