Голец Тонмэй - Андрей Васильевич Кривошапкин
Мысли юноши прервал отец, быстро соскочил с верхового оленя на снег. Обычно он в таких случаях оглядывается на сына, мол, как ты, все ли в порядке. А тут, как заметил юноша, отец почему-то пристально всматривается вдаль. Туда, где над сплошными снежными склонами видны острые пики каменных выступов. Илкэни тоже смотрит туда, но ничего не видит кроме камней.
– Ама, ты уямканов увидел, что ли? – нетерпеливо спрашивает он. Отец не отвечает. До сына дошло, что, видно, не все просто, отец явно что-то заметил. Но что? Если там уямканы, то как до них доберешься по такой крутой ледяной стене? Обычно в горах постоянно идет обильный снег. Спрессованный снег превращается в лед. Ни проехать, ни пройти. Даже сами быстроногие уямканы не осмеливаются проскочить по таким склонам. В таких случаях им не миновать стремительного схода снежных лавин.
Наконец отец поворачивается к сыну.
– Ну что, Илкэни, что-нибудь заметил?
– Нет, ама, ничего.
– А ты гляди внимательнее. Только не торопись. Ты знаешь, у каждого ламута есть один надежный помощник. Учись с ним бережно обходиться. Твой друг, как ты сам, молод.
– Какой друг?
– Глаза твои. Благодаря глазам мы все живы. Вон посмотри на два каменных валуна. Видишь? – отец палкой указал на верхний край склона.
– Вижу камни.
– Уже хорошо. Теперь присмотрись еще пристальнее к левому валуну. Под ним видишь что-нибудь?
– Вижу, вижу, ама. Это же уямканы, – вскричал Илкэни.
Отец негромко засмеялся.
– Это сокжои наши. Помнишь, оленуху с детенышем.
– Они, что ли, так высоко поднялись?
– Спасаясь от волков и от нас с тобой, вон куда подались.
– О, гудейлэдин![47] – вырвалось у Илкэни. Искреннее сострадание улавливалось в этом возгласе.
Тонмэй повернулся к сыну.
– Поедем обратно, – коротко бросил он, подтягивая к себе верхового учага.
– Почему так рано возвращаемся, ама? – удивленно спрашивает сын.
Отец на это не ответил. Легко взобрался на учага, пятками слегка поторопил оленя. Тот бодро зашагал по снежной тропе, которую только что проторили. Олень – умное животное, по любому движению ездока легко угадывает его мысли и желания.
Илкэни, слов нет, раздосадован. Он не понял намерений отца. «Почему так рано возвращаемся? Даже не попытались добраться до ближайшего билэк – лежбища уямканов. О чем думает отец? Что заставило его так рано поехать домой?..» – думает он.
Илкэни подогнал своего верхового оленя вплотную к отцу и спросил:
– Ама, почему оставляем сокжоев?
– До них пока не можем даже близко подняться. Ты же сам видел, какой крутой склон, весь в ледяном одеянии.
– Да, видел. Как жаль, что даже не поохотились.
– Не грусти, сын. У нас еще есть мясо, покуда хватит нам.
Сын выслушал отца. Он верит каждому его слову. Только сегодня чуть засомневался.
– Почему замолчал, сын? – повернулся к нему отец.
– Все думаю про сокжоев. Зря, думаю, их оставили просто так. По-моему, надо было хотя бы понаблюдать за ними.
– Знаешь, Илкэни, что я хочу предпринять?
– Как я могу узнать, о чем ты думаешь, ама? Твои мысли – загадка.
Тонмэй уловил обиду сына.
– Не обижайся, Илкэни. Мы сейчас доедем до наших оленей. Их погоним до здешней сопки.
– Зачем? Они же хорошо пасутся рядом с илуму.
– Их оставим на этой сопке, – отец палкой указывает на сопку, которая была видна сокжоям как на ладони.
– Интересно, для чего ты так хочешь поступить, ама?
– Поймаем несколько верховых оленей и сирча-важенок. Пока стоят теплые дни, их два-три дня подержим на ягельнике. Только время от времени будем менять пастбища.
– На привязи, что ли?
– Угадал правильно. Сокжои с высоты зорко присматриваются ко всему, что происходит на низине. Они только-только приходят в себя после волчьей погони.
Сейчас они всячески будут искать встречи с другими сокжоями. От наших оленей они пока будут сторониться. Их пугает наш дух, человеческий пот. Постепенно спустятся ближе к нашим оленям. Станут присматриваться к ним. В это время мы постараемся вести себя тихо, чтобы сокжои прижились на новых пастбищах рядом с нашими оленями.
– Не понимаю тебя, ама…
– Это сейчас не понимаешь. Немудрено, конечно. В твоем возрасте я тоже многого не понимал. А скоро поймешь, подожди немного, – с хитрецой улыбнулся отец.
Глава восьмая. Монтэлсэ – золотая пора ламута
В таежной жизни наступает долгожданная пора. Между концом лета и началом ранней осени – монтэлсэ.
Несмотря на солнечный день, в это время уже прохладно. Ночью травы обрамляются серебристым инеем. Края горных речек подмерзают тонкой ледяной пленкой. До полудня воздух согревается медленно. Ночной иней и ледяная пленка незаметно тают.
Ясное небо теряет свою былую голубизну, становясь блекло-светлым. На его фоне солнечный шар виднеется отчетливо. Шаловливый ветерок игриво пролетает над карликовыми кустами ногли-каменки. Это ягоды с неповторимым отменным вкусом. Эвены называют их ногли.
Для всего живого настает прелестная пора. Нет ни комара, ни овода, ни гнуса, ни мух. Пасись сколько угодно, ни о чем не беспокоясь.
А для кочевых ламутов начинается благодатное время вожделенного монтэлсэ.
Ламуты исподволь не спеша готовятся к омчину[48]. В это время семьями раздельно откочевывают по своим излюбленным охотничьим тропам, чтобы поохотиться на копытных: снежного барана, сохатого и диких оленей. Так с незапамятных времен принято у ламутов. Откуда, с каких времен началось это поистине интимное общение с таежным миром, никто, пожалуй, не скажет. Традиция эта неукоснительно соблюдалась ламутами.
У каждой семьи есть свои излюбленные урочища, верховья горных рек, укромные зеленые лужайки, самой матерью-природой любовно запрятанные в окружении темных молчаливых горных кряжей.
У подножия темных зубчатых скальных вершин нежданно обнаруживаются невысокие ягельные сопки – излюбленные пастбищные угодья для домашних оленей.
Кроме верховых и вьючных оленей каждая семья имеет несколько десятков важенок с подросшими за лето оленятами, а также молодняка в виде сатты[49], явкан[50], итэн[51].
Без хорошего быка и омчин не омчин. Он теряет всякий смысл. Под сенью ранней осени начинается безудержное время оленьих любовных утех. Короткая быстротекущая пора оленьего гона по-своему обновляет извечную размеренную жизнь.
У грациозных важенок просыпается извечная интимная тяга к обновлению. Обнаруживается вдруг, как у них, словно снежная лавина, стремительно просыпается неудержимая тяга к оленьим быкам. Их влечет к себе опьяняющий тягучий дух самца. Важенки интуитивно чуют, насколько мимолетно для них это вожделенное желание, потому охотно стремятся хотя бы раз в эту пору изведать ни с чем не сравнимую сладость спаривания с обезумевшим быком.
Ламуты-мужчины знают толк в этом важном для всего рода деле. Они думают о
