Окно в потолке - Радиф Фаритович Кашапов
Кроме того – и для этого я и пишу свое письмо – видел нашего (нашего ли теперь уже?) друга, выходящим из всем в мире известного квартала, точнее – из одной из будок, где обитают падшие женщины. Совершенно уверен, что на лице его сияла довольная улыбка. Возможно, всего лишь влияние опиатов? Здесь нельзя ничего сказать уверенно.
Горожане то ли постоянно отдыхают дома, то ли работают исключительно в офисах. Таких, как я, гостей, немало. Но я, благодаря своему пренебрежению к внешнему виду, легко схожу за своего, что, к моему же удивлению, вызывает у меня гордость. Странно, этот пункт, построенный на сваях и грехе, мне, несомненно, интересен. Очевидно, именно в таких местах можно наиболее оградить себя от страстей, потому как не надо писать воображаемую историю, финалом которой должно стать грозное «Стоп». Здесь это можно делать постоянно, а наглядные примеры последствий ошибок – всегда перед глазами. Не следует ли и в нашем государстве учредить специальный штат павших низко людей, которые выглядели достаточно опрятно, но при этом выглядели бесконечно несчастными или потерянными. В стране нашей слишком много героев и знаменосцев, но нет предателей и подстрекателей, возведенных в чин мастеров.
Явно что-то не закончено в этом послании. Думаю, я еще вернусь к этой мысли.
Спасибо, что читаешь это.
Костя.
Второе письмо Вали для Константина
Здравствуй, Костя.
Я дождалась твоего голландского письма, пишу теперь ответ, не знаю, отправлю ли. Сначала я хотела обидеться и сказать, что неважно, что человек творит, важно то, почему небезнадежен. А я думаю – каждый из нас имеет шанс на то, чтобы оказаться в раю. Ты сейчас скажешь, что я, наверное, мыла голову и попала мыло в глаза. Или еще какую-нибудь неизобретательную чушь.
Но я, очевидно, принадлежу к той редкой породе женщины, что меняют принцев – не на более богатого принца (по выгодному курсу), не рассчитывают курсы вообще. Я редкостная дура. Мне нужен либо человек, который будет меня игнорировать. Ллибо человек, который окажется в глубокой духовной яме, из которого я вытащу его, упав туда сама. И послужу для спасенного ступенькой наверх.
В первом случае я буду постоянно общаться с твоей будущей женой, жаловаться на жизнь, но потом подтрунивать над тобой. Во втором я превращу свою глупость в подвиг. Удивительно, но многие согласятся со мной. Не только пожалеют, но и поставят в пример. Они ведь всерьез считают, что в жизни надо что-то терять. Надо быть человеком, который жертвует, который теряет, не получает ничего взамен. Иначе он без сердца, без души, без основания. Он обязательно должен лишиться, должен страдать, говоря при этом, что гордиться собственной неполноценностью.
Я отдаю людям все самое ненужное. Мои глупые чувства, которые не могут быть настоящими. Их нельзя отсечь, придумать другие. Их просто надо присвоить кому-нибудь. Поэтому я защищаю попрекаемого тобой человека. И понимаю, что совершаю поступок в общественном понимании нерациональный, при этом – порицаемый, не одобряемый ни в коей мере. Но знаю точно, что потом окажусь права, потому что лишаясь гнилья, лишаясь пустого, остаюсь с самым необходимым, с тем, что никому не достанется без долгой борьбы.
Вот так… Dixie.
Валя.
Двенадцатая, о детстве
И, значит, ты три года влюблен в одну одноклассницу, потом столько в другую, потом третью. А целуешься вообще непонятно с кем. А далее, лет через семь, ты лезешь в Интернет. И – нате! – кто-то вывешивает свои пляжные фотографии! Ага, та страшная деваха, что ходила на рок-концерты с малопонятными тебе типами. Ты тоже на концерты захаживал – послушать музло. А она за компанию… Ой, я не о том говорю…
А у твоих школьных героинь – одни производственные фотографии да порой снимок, сделанный за столом задрипанного кафе. Они что же – до сих пор не осознали, насколько были хороши? Или повыскакивали замуж. И суженный не позволяет вывешивать факты семейного счастья на всеобщее обозрение.
Внимание, эта глава посвящена детству. Прошлому. В хорошей книге должны быть тексты, в которых рассказывается о неразумных существах – умнейших во всем белом свете.
Помимо того, что Руслан отметился в первом классе в качестве привидения, так он еще и оказался единственным, кто сам выбрал себе товарищей по учебе. Произошло это так – погожим сентябрьским днем за номер один Русланчик-тараканчик брел испуганно по школе. Линейка закончилась, а он решил осмотреть школу по периметру. Увлекся и совершенно забыл, где же его просторный класс для складывания зимой пальто и настольных игр. Он зашел в столовую, из которой пахло весьма подозрительно. Затем оказался на втором этаже в спортзале, где старшеклассники уже играли в баскетбол, а мужская часть учительского состава курила в подсобке – дым медленно, но верно струился из-за двери. Стукнулся он и в пару дверей – сначала попал в пятый, потом все же в первый, но, кажется, в чужой. Какая собственно разница, решил Руслан, но тут его остановил кто-то из старших, спросил, какая у класса буква и отвел по месту назначению. Шел уже урок, который ориентировано можно было назвать математикой или просто проверкой на вшивость. Его посадили с девочкой в полтора раза выше него. Нос у девочки выдавался далеко вперед, она уже успела занять тетрадками и учебниками все свободное пространство.
На тот момент Руслан считал себя весьма крутым парнем. Оглядевшись вокруг, он не нашел вокруг никого, кто мог бы с ним сравняться. Он поднял руку и попросился в уборную. А потом зашел наобум в один из других кабинетов (оказывается, все написано на дверях!), моментально оценил обстановку, заявил, что его забыли внести в список. И преспокойно перешел в еще один сегмент первоклашек.
На следующий день его довольно безболезненно оправдали перед завучем и посчитали, что подобное волеизъявление достойно уважения.
Тем не менее, школу он не любил. Хотя иногда общался с товарищами, они играли у него дома в монополию и бегали по стройке.
