Голова рукотворная - Светлана Васильевна Волкова
– А если мне захочется… – Марина помедлила. – Если мне захочется зайти одной в магазин?
– Я пойду за вами.
– А если я что-нибудь возьму и спрячу в карман?
– Я не буду вмешиваться. Просто понаблюдаю. Не подойду к вам.
Марина чуть заметно улыбнулась – впервые за сегодняшнее утро.
– Что вы хотите взамен?
– О, сущую ерунду, – снова зажглась улыбкой Кира. – Мне далеко ездить к вам из Калининграда. Машины нет, у автобусов в межсезонье расписание неудобное. Вы позволите иногда ночевать в вашей комнате для гостей?
В небе заплакала птица, протяжно перекатывая в горле воющие – какие-то нептичьи – звуки, у Марины тяжело, с уханьем, стукнуло в сердце.
– Договорились, – сухо ответила она и пошла открывать дом.
* * *
Логинов попрощался с Гольфистом и вышел из кофейни. Они иногда встречались вне врачебного кабинета, и Логинов находил в этом пользу для пациента, хотя другим таких уступок не делал: для визитов есть «официальное медицинское место», как выразилась когда-то его пражская уборщица. Гольфист вышел следом, встал у двери – одна рука уткнулась в бок, в другой – неизменная клюшка для гольфа, лысина блестит, глаза светятся. Откашлялся, крикнул вдогонку:
– На юбилей жду с супругой!
– Непременно, Геннадий Андреевич! – махнул ему Логинов.
У Гольфиста наблюдалась ремиссия. Он больше не чудил. Не рыл лунки, где попало, не путал головы мопсов с мячами, не стриг общественные городские лужайки под идеальный клубный газон. Хотя по-прежнему оценивал людей и события по своим спортивным меркам и украшал речь «гольфийским» сленгом. Но в этом нет патологии. Ну и ещё с клюшкой не расставался. Впрочем, Логинов надеялся, что теперь клюшка для него – лишь аксессуар, а не психопатийный тотем. «Черчилля тоже без трубки не видали!» – хохотал Гольфист, обычно постукивая клюшкой по ботинку, как наездник стеком по сапогу. И ещё оставался маленький пунктик: больше всего на свете он хотел удачно забить свой шестнадцатый мяч. Пятнадцать проходили гладко, а вот шестнадцатый никак не давался.
Как бы то ни было, очень, очень кстати, что можно отпустить Гольфиста в свободное плаванье, без еженедельных встреч. На ближайшее время Логинов хотел сконцентрироваться только на Моссе. Именно это и было причиной сегодняшней встречи в кафе. Логинов условился с Гольфистом теперь просто созваниваться, а встречаться раз в один-два месяца, если не будет симптоматики. В такие моменты перед глазами мутным призраком всплывал образ профессора Станкевича, ехидно поджимающего губы: «Смотри, Феликс, не упусти пациента. Он всё-таки нездоров».
«Не упущу», – мысленно ответил ему Логинов и пошёл вдоль тихой улочки района Амалиенау.
Здесь всюду чувствовалось дыхание старого Кёнигсберга – с его прусской основательностью и педантизмом, проявляющимся даже в нумерации: считаются не дома, а подъезды – квартиры в каждом из них «обнуляются». Черепичные крыши блестели на мартовском солнце, как глянцевые лакричные пластинки. Снег в городе уже растаял, и лишь побелённые голубями скамейки вызывали в памяти образ недавней зимы. Логинов смотрел на чугунное узорочье решёток, на набухшие нижние веки балконов, на громоздкие дубовые двери и думал о том, что прусский дух не выветрится отсюда как минимум ещё пару столетий. Где-то здесь, надвинув шляпу по самые брови, бродит дух старика Канта, заглядывает в гости к духу приятеля-книжника, и вместе они садятся за овальный кривоногий столик в гостиной, у полураскрытых створок высокого окна, пьют чай из белого крутобёдрого чайника, закусывают марципаном и долго спорят о метафизике чистого разума.
Логинов вышел на бульвар с разлапистыми низкорослыми тополями. Вдали показались витые решётки и большеглазые фонари на тонких длинных шеях, облепившие трёхэтажные немецкие особнячки. Он дошёл до церкви Луизы, и мысли о Моссе вернулись сами собой. Это его район, и, может, он сейчас где-то рядом, в одном из этих домов, за задёрнутыми шторами, несчастный, умирающий от звеняще-льдистого страха, не способный даже позвать на помощь, мучительно осознающий предательство самого близкого человека.
Думая о Викторе, Логинов в который раз ощущал невероятную, магнетическую с ним близость. Такого не было ни с одним из его пациентов. Они оба – по разную сторону баррикады, именуемой фобией, – всё-таки чем-то были фатально схожи. Логинов пытался объяснить себе, чем именно, но не находил слов, чувствовал это скорее на подсознании, на каком-то молекулярном уровне. Словно клоунская насмешка – непохожесть внешняя, возрастная, духовная, телесная. У них разная биография, разный социум, они едят разное и о разном думают. Вот только оба дышат калининградским воздухом, а больше совпадений нет. Ну и ещё оба бездетны, что женатых мужчин сближает подчас иногда сильнее, чем замужних женщин. Впрочем, Логинов был уверен, что Мосс не особо страдает от отсутствия детей, как, собственно, и он сам. Больше никаких пересечений. Никаких точек касания. Но всё же Мосс, как искривлённое зеркало его альтер эго, забрав огромную часть самого Логинова, превратился в его парадоксальное продолжение, в неподвластное никакой земной логике эхо его собственного голоса – преломлённого, искажённого до неузнаваемости, но всё же его. Как стадии развития одного и того же насекомого – да вот хотя бы бабочки. Метаморфоз от яйца до личинки, от личинки до хризалиды, от хризалиды до имаго. Только кто из них кто в этой цепочке, Логинов не знал.
«Как ты? Где ты? Что ты сейчас, в этот момент, чувствуешь?»
Рука сама потянулась к мобильному, нажала на вызов. Кира скажет точный адрес. Но Логинов тут же сбросил звонок. Она же с Мариной, глупо её беспокоить.
Кира мгновенно перезвонила.
– Феликс Георгиевич, вы что-то хотели?
– Извините, Кира, я забыл, что вы в Светлогорске. Набрал вас автоматически.
– У нас всё хорошо. Гуляем по пляжу, дышим воздухом. Так что вы хотели?
– Нет, забудьте. Если бы вы были в клинике, я попросил бы заглянуть в карточку пациента, прочитать мне адрес. Теперь уже не важно…
– Кто вам нужен? Мосс?
Логинов не успел удивиться, как она затараторила:
– У меня всё важное в голове. Наследственная память – от кочевых предков досталась. А Мосс для вас важен, я запомнила и его адрес, и график посещений, и телефон его записала на личный мобильный. Сказать?
«Умница, – подумал Логинов. – Или ведьма».
– Не надо телефон. Только адрес.
Дом Мосса оказался совсем рядом, в конце улицы. Вон он, за деревьями, с чешуйчатой крышей, петельками двух тонких антенн и жестяными венами водосточных труб. Логинов поспешил туда, даже не замечая, что ускоряет шаг, почти бежит, неотрывно глядя на кирпичный печной пенёк на черепице – будто ожидал, что Мосс сейчас
