Домочадец - Сергей Юрьевич Миронов
Когда я закончил свой запутанный монолог, Вальтер первым устремился ко мне.
– Превосходно! – шепнул Шмитц мне на ухо. – Ты достоин успеха!
Затем на фоне разбредающихся по углам гостей я удостоился лёгкого поцелуя Анжелы и казённого рукопожатия фрау Боргхоф. Анжела на радостях вспомнила про своё письмо, пересказав близко к тексту его поздравительную часть. Тем самым она подтвердила авторство своего единственного текста, присланного из Германии за последние полгода. Фрау же Боргхоф, соблюдая международный этикет, чопорно поздравила меня и заметила, что мои главные успехи впереди, а сегодня она со своими коллегами с большим удовольствием проводит эту акцию, дабы финансово поддержать молодого художника. Она сказала это с полной уверенностью в том, что мои картины на ура разойдутся по частным коллекциям. С чувством выполненного долга перед Вальтером фрау Боргхоф отправилась раздавать прайс-листы двум прибывшим из ресторана пожилым семейным парам, уступив свое место услужливому Францу. Шофёр Вальтера, как всегда, был весел и болтлив. Он вручил мне фужер шампанского, в котором фонтанировали искристые пузырьки.
– Старина, во всём этом что-то есть, – ткнул он пальцем в мою ближайшую картину. Всё это забавно. Даже здорово!
После исчезновения Франца я заметил, что народ в зале давно уже перешёл к плавному гулкому общению за шампанским, рейнскими винами и баварским пивом. Анжела блистала в группе седовласых джентльменов, которые увлечённо беседовали с ней, иногда оглушая густо заполненное людьми пространство бодрым гавкающим хохотом. Вальтера я потерял из виду. Именно он, а не Анжела, казался мне слабой, почти иллюзорной опорой в чужой враждебной среде с которой я остался наедине – стоило мне лишь закончить выступление. Тем временем некоторые постояльцы азартного дома, сделав несколько кругов по залу, потянулись на первый этаж в царство гастрономических ароматов и вечно улыбающихся крупье. Я прекрасно сознавал всю глупость своего положения. Вот так же пару раз приглашённый на дни рождения соседских детей, я в одиночестве прозябал в углу, вертя в руках какую-нибудь игрушку, в то время как в центре комнаты, на ковре, кипели жаркие игровые страсти и родители выступали арбитрами в капризных спорах своих детей. С пустым фужером я отважился пробраться к обильному столу. Я миновал три группы болтающих мужчин, которые и глазом не повели в мою сторону, когда я боком протискивался между урчащими, как радиоприёмник, компаниями. Со стола я взял бокал красного вина, потом – ещё бокал. Вскоре мне захотелось незаметно исчезнуть из зала и остаток вечера провести в разбитной атмосфере Сан-Паули или на худой конец – поехать в центр. Желание это росло по мере выпитого вина и участившихся воздушных поцелуев Анжелы. Их она посылала на пути от одной шумной компании к другой. Вальтер и Франц упорно не появлялись, хотя их присутствие в зале больше ничего не значило для меня. Моя провальная художественная миссия в Гамбурге давно закончилась, и мне пора было возвращаться домой. Но где был этот дом? Куда мне следовало податься, оставив в покое свою мать и отвергнутого ею возрастного поклонника, которому и на меня хватило душевной энергии? В ласках своего покровителя я больше не нуждался. Благодаря его стараниям я был раздавлен, как беззащитный комар, дурным тоном деловой боге мы. Более того, я никак не мог понять, какое отношение имели мои картины к этому самодовольному жующему обществу? Почему меня занесло в эту непробиваемую отутюженную среду, живущую в постоянной борьбе за расширение своих потребительских возможностей? Но мог ли Вальтер уготовить иную судьбу мне и моим картинам? В его понимании не было выше благодеяния, чем то, которое он совершил для меня. Детские иллюзии по поводу того, что на мой вернисаж сбежится пол– Гамбурга, больше меня не тревожили. Будь на то моя воля, я бы завтра же прикрыл эту выставку. Покончив с пятым бокалом вина, я направился к выходу, опасаясь потревожить спокойствие недвижимых экспонатов, не лишённых, однако, дара речи. У выхода на балкон я обронил пристальный взгляд на Анжелу. Я не ждал ответного снисходительного взгляда матери, и когда Анжелу что-то отвлекло от эмоциональной беседы и она оглянулась, чтобы найти меня в пьющей толпе – и, увы, не нашла, я был уже на балконе и сквозь почти вплотную сдвинутые шторы увидел, как легко она вновь подхватила разговор и вдруг закатилась своим мягким, как бы стесняющимся смехом. Таков был её ответ высокому полному господину в тёмно-синем замшевом пиджаке.
Я спустился по скользким ступеням и через ресторан вышел на улицу. Было около шести вечера. Накрапывал дождь. К главному входу подкатывали лимузины. Авто Вальтера поблизости не наблюдалось. Я остановил такси и попросил водителя-араба, дымившего дешёвой вонючей сигаретой, отвезти меня к «Атлантику». Я был прилично пьян и теперь жалел, что избрал такой глупый способ заглушить свою боль, которая лишь прогрессировала и саднила по мере погружения в алкогольную бездну. Я вышел у Кунстхалле и неуверенным шагом, сохранившим едва уловимый намёк на многозначительность своей захмелевшей персоны, припустил к своему временному пристанищу. В залах Кунстхалле экспонировалась ретроспектива Пабло Пикассо. Об этом красноречиво свидетельствовали плакаты на афишных тумбах. С одним из таких фото Пикассо мне чудом удалось избежать столкновения. По понятным причинам я умудрился не заметить перед собой пёструю тумбу и едва не разбил свой лоб о бумажный лоб хмурого испанца в широкополой шляпе. У кирхи, вокруг которой буянили пьяные польские рабочие, я набрёл на высокую блондинку бальзаковского возраста. Она стояла здесь каждый день в лакированных складчатых ботфортах (рановато для первой декады сентября) и крутила в руках большой розовый зонт с эротическим узором. Я хотел обойти её слева (я всегда обхожу неприятные подозрительные объекты слева – наверно, потому что левша), но вышло так, что меня либо вновь подвёл зрительный расчёт, либо ловкая фрау сделала резкий шаг назад, и я запнулся об её десятисантиметровый каблук, после чего потерял равновесие и приземлился на пятую точку, едва не задев виском переполненную пластмассовую урну. Дама с зонтом сочувственно вздохнула, издала классическое «вау!» и шагнула мне навстречу. Она кокетливо улыбнулась, пытаясь разбудить в моём шатающемся плазматическом облике доверие к своим корыстным профессиональным наклонностям. Но я ничем не мог ей помочь и, отряхнув песок с коленей, помчался вниз к «Атлантику».
Глава 16
В коридоре VDST на
