В доме на холме. Храните тайны у всех на виду - Лори Фрэнкел

играть. В одном случае они с другой маленькой девочкой играли в принцесс, и папа девочки отпустил грязную шутку о трансвеститах. То семейство было внесено в список. Одна мама каждый раз во время встреч на детской площадке после уроков засыпала Рози вопросами о процессе физического превращения Клода в Поппи, которые Пенн пытался оправдать тем, что она, мол, так демонстрирует интерес, но Рози видела в них то, чем они были: бесстыдную пронырливость. Еще одна семья отправилась в тот же список, когда Пенн пришел забрать Поппи, и хозяева дома, объединив усилия, принялись вежливо объяснять ему, что Бог не совершает ошибок, и, поскольку сам Бог даровал Поппи пенис, они с Рози препятствуют плану Божьему. «И это… плохо?» — догадался Пенн. И также догадался, что, если это семейство ведет собственный «черный список», то его фамилия только что была в него внесена.

Рози старалась не давать всему этому вывести ее из себя. У нее было слишком много дел, чтобы беспокоиться еще и о невежестве родителей друзей ее ребенка. Заниматься их просвещением не было ее задачей — она заключалась в воспитании собственного ребенка, всех своих детей. И работать, чтобы всех кормить. Как они с Пенном не уставали повторять Поппи, не обязательно любить всех. Найди тех, кто весел, умен и неопасен, — и держись их.

Этот подход отлично работал — до истории с Никки Калькутти. Никки оставался единственным другом Клода «с той поры» и, казалось, был несколько озадачен, чуть-чуть даже расстроен переменой. Никки был тихим ребенком; вероятно, это-то в нем Клоду и нравилось. Бесхитростный. Не дрался и не гонялся за другими. Не старался «брать горлом». В основном мальчики играли бок о бок, как малыши, и это устраивало обоих. «С той поры» Никки пришел к ним домой один раз, чтобы поиграть с Поппи, и шепнул Ригелю:

— Я никогда раньше не приходил играть к девочке.

На что Ригель ответил:

— О, это здорово! У них в комнатах пахнет гораздо лучше.

Но, похоже, Никки это не успокоило.

— Может, он воспринимает это на свой счет, — предположил Пенн.

— Типа, Клод, становясь Поппи, подрывает мужественность Никки? — уточнила Рози.

— Что-то вроде того.

— Да ему пять лет!

Пусть ему и было пять, но оказалось, это не слишком мало, чтобы чувствовать себя оскорбленным или напуганным. Это вообще оказалось не слишком мало для каких угодно грехов. Рози и Пенн знали маму Никки. После того как Клод объявил себя Поппи, она написала Рози с надеждой, что мальчики останутся друзьями. Спрашивала, может ли чем-нибудь помочь. Обещала мороженое с перечной мятой — его любили как Клод, так и Поппи, — если та придет поиграть. Рози привезла сына к ним, постояла в дверях пару минут, поболтала с Синди Калькутти и направилась в художественный салон. Она была там, покупая все необходимое для какого-то проекта Ориона, связанного с летучими мышами, когда зазвонил телефон. Поппи рыдал слишком сильно и не смог рассказать, что случилось. Рози была уже в машине, на полпути к дому Никки, прежде чем тот сумел выдавить дрожащее:

— Мама! Ты приедешь забрать меня?

Синди Калькутти и Ник Калькутти-старший жили раздельно. Насколько понимала Рози, это было раздельное проживание типа «ни-за-что-на-свете-мы-не-будем-больше-жить-вместе», а не «давай-дадим-друг-другу-возможность-подумать-и-во-всем-разобраться». Но поскольку Рози гораздо лучше других представляла, что такое «не твое дело», то не считала нужным вмешиваться. Она знала, что Синди ходатайствует о передаче полной опеки, безупречно выполняя обязанности во время испытательного срока. Если это действительно был «день Ника-старшего», то Синди не предупредила его, кто придет поиграть к Никки-младшему. Она отправилась делать маникюр и оставила детей на бывшего мужа.

Рози была довольно близко, но Пенн еще ближе, поэтому она позвонила из машины и послала на выручку. Он оставался дома с мальчиками, и, хотя Ру и Бен были достаточно взрослыми в свои двенадцать и тринадцать лет, чтобы присматривать за чужими братьями, присмотр за собственными создавал массу проблем совершенно иного порядка. Пенн загрузил всех отпрысков в машину и остановился у дома Калькутти за считаные секунды до того, как туда же подъехала Рози. Она явно не соблюдала скоростные ограничения. И не останавливалась на светофорах.

Поппи открыл дверь раньше, чем они успели дойти до дома, и побежал, всхлипывая, навстречу. Он исчез в кружке братьев до того, как Ник-старший дошел до входной двери. Он был куда массивнее и крупнее Пенна, и ни о чем Пенн так не жалел, как о невозможности смотреть этому мужчине прямо в глаза, не задирая голову.

— Что здесь, черт возьми, произошло? — спросила Рози, поскольку Никки-младшего не было видно, а толпа ее мальчиков полностью поглотила второго ребенка, который мог ответить на вопрос.

— Ваш сынок — педрила, вот что! — отбрил Ник Калькутти-старший.

Рози развернулась на месте и пошла обратно к машине. Просто не было необходимости продолжать этот разговор. Мужчина умудрился одним коротким предложением сказать все, что ей нужно было знать. Но, когда она подошла к Поппи и взяла его на руки, тот прошептал:

— У него пистолет, — и после этого совесть никак не могла позволить оставить там Никки.

— Все в машину, — велела она и повернулась вместе с мужем лицом к Нику Калькутти-старшему.

Никки выглянул из-за ног отца:

— Папа говорит, что мне нельзя играть с педрилами, миссис Уолш. Да я и сам не хочу.

Старший сплюнул сквозь зубы.

— Что вы там делаете со своим ребенком — это ваше гребаное дело, но это мерзость, и лучше держите ее подальше от моего сына. На мой взгляд, то, что вы делаете, является насилием над детьми, и вам самое место в тюрьме, но мне-то что до этого? Мне без разницы — при условии, что будете держаться подальше. Вот это я не устаю повторять Синди. Ей нужен мужчина в доме, чтобы предотвращать такое вот дерьмо.

— Почему Поппи думает, что у вас есть пистолет? — спросил Пенн.

— Потому что он у меня есть.

— Откуда он это знает?

— Потому что я его не