Лети, светлячок [litres] - Кристин Ханна

Но все же открыла дверь и очутилась в просторном помещении, залитом светом люминесцентных ламп.

Возле стены Мара увидела стол с кофеваркой, стаканчиками и выпечкой наподобие той, что старшеклассники продают на школьных ярмарках. В центре полукругом стояли удобные, с подлокотниками, стулья, а на полу возле каждого – коробка салфеток.

Какая прелесть.

На стульях уже расположились четверо подростков. Сквозь упавшие на лицо пряди волос Мара вгляделась в остальных… пациентов? Участников? Психов?.. Крупная прыщавая девица с сальными волосами грызла ноготь на большом пальце, смахивая на выдру, которая пытается открыть устрицу. Рядом с ней сидела девушка такая тощая, что, казалось, повернись она боком – и вообще исчезнет. На голове у нее белела проплешина. Третья девушка, одетая в черное, с волосами цвета фуксии и таким количеством пирсинга на лице, что получилась настоящая решетка для игры в крестики-нолики, ссутулилась и нарочито старалась не смотреть на полноватого парня в очках. То и дело поправляя роговую оправу, парень тыкал пальцем в телефон.

Доктор Блум, в темно-синих брюках и серой водолазке, тоже была тут. Нейтральная, словно Швейцария, Мара уловила пристальный взгляд, который доктор Блум бросила на нее, вовсе не случайный.

– Мы рады тебя видеть, Мара. Что скажете, все остальные? – начала доктор Блум.

Некоторые пожали плечами, но большинство даже головы не повернули.

Мара села рядом с толстухой. Едва она опустилась на стул, как дверь распахнулась и на пороге появился Пэкстон. Как и в прошлый раз, одетый будто гот: черные джинсы, незашнурованные ботинки и черная болтающаяся футболка. На шее и ключицах чернели вытатуированные буквы. Мара поспешно отвела глаза.

Пэкстон выбрал стул возле девушки с крашеными волосами и оказался напротив Мары. Она досчитала в уме до пятидесяти и лишь тогда снова взглянула на него.

Пэкстон смотрел прямо на нее и многозначительно улыбался. Она закатила глаза и отвернулась.

– Уже семь, значит, пора начинать, – проговорила доктор Блум. – Как видите, у нас сегодня новенькая – Мара. Кто хочет представить всех остальных?

Собравшиеся молчали, желающих не нашлось. В конце концов заговорила Фуксия:

– Блин, ладно. Меня Рики зовут. У меня мать умерла. Толстая – это Денис. У ее бабушки болезнь Паркинсона. Тодд уже четыре месяца молчит, поэтому мы не в курсе, чего с ним такое. Элиза перестала есть, когда у нее отец с собой покончил. А Пэкса сюда по решению суда отправили. У него сестра умерла. – Она посмотрела на Мару: – А у тебя чего?

Мара чувствовала взгляды всех остальных.

– У меня… Я…

– Король футбола не пригласил ее на выпускной, – съязвила тостуха и захихикала над собственной шуткой.

Следом засмеялся еще кто-то.

– Мы сюда пришли не для того, чтобы судить других, – сказала доктор Блум, – ведь каждому из вас несладко, верно?

Ее слова притушили веселье.

– Она режет себя, – тихо произнес Пэкстон. Он ссутулился, положил руку на подлокотник стула Фуксии и закинул ногу на ногу. – Вот только почему?

– Пэкстон, – вмешалась доктор Блум, – эта группа нужна для поддержки. Жизнь – штука непростая. Каждый из вас усвоил это в раннем возрасте. Вы переживаете утрату и понимаете, как тяжело смириться со смертью близкого или с тем, что тот, от кого вы ожидаете заботы, предал вашу веру в него.

– Моя мать умерла, – ровно проговорила Мара.

– Не хочешь о ней рассказать? – мягко предложила доктор Блум.

Мара не сводила взгляда с Пэкстона. Его золотистые глаза гипнотизировали ее.

– Нет.

– Да кому захочется? – мягко спросил он.

– Тогда, может, начнешь ты, Пэкстон? – предложила доктор Блум. – Хочешь поделиться с нами чем-нибудь?

– Не испытать страдания значило бы никогда не познать блаженства[5], – бросил он, равнодушно пожав плечами.

– Пэкстон, мы уже говорили о том, что прятаться за чужими словами – не лучший выход. Тебе почти двадцать два. Пора обрести собственный голос.

Двадцать два.

– Мой обретенный голос вам вряд ли понравится, – парировал Пэкстон.

С виду он казался незаинтересованным, но глаза смотрели с живой, почти пугающей проницательностью.

По решению суда.

Почему суд вообще решает, кому участвовать в групповой терапии?

– Как раз наоборот, Пэкстон, – ровным голосом возразила доктор Блум. – Ты сюда уже несколько месяцев ходишь и ни разу не упомянул о сестре.

– И не собираюсь. – Он рассматривал выкрашенные черным лаком ногти.

– В суде…

– В суде мне велели ходить сюда, а не разговаривать.

Доктор Блум поджала губы. Бесконечно долго она смотрела на Пэкстона, но наконец отвела взгляд, улыбнулась и обратилась к Тощей:

– Элиза, может, расскажешь нам, как ты питалась на этой неделе?..

Спустя час подростки, будто по неслышному щелчку, повскакивали со стульев и устремились прочь. Этого Мара не ожидала. Она нагнулась поднять сумку с пола, а когда выпрямилась, наткнулась на взгляд доктора Блум.

– Надеюсь, ты не очень мучилась. – Доктор подошла к ней. – Начинать бывает непросто.

Мара взглянула на открытую дверь.

– Нет. Все в порядке. Спасибо, все отлично прошло. – Ей не терпелось вырваться из этого помещения, пропахшего лежалой выпечкой и жженым кофе.

Она вышла на улицу и остановилась. Повсюду толпился народ – этим чудесным июньским вечером в среду на Пайонир-сквер стекались и туристы, и местные. Из закусочных и баров лилась музыка.

Пэкстон возник рядом неожиданно. Мара сперва услышала его дыхание и лишь потом увидела его.

– Ты меня ждешь, – сказал он.

Мара рассмеялась.

– Ага, потому что у меня слабость к парням в макияже. Это ты меня ждал.

– Даже если так. И что?

– А зачем?

– Пошли со мной – и узнаешь. – Он протянул Маре руку.

Мара взглянула на его длинные пальцы, бледные в желтоватом отсвете уличных фонарей. И на белые полосы на запястье.

Шрамы от лезвия.

– Вот ты и испугалась, – тихо произнес он.

Она покачала головой.

– Ты же пай-девочка из хорошего района.

– Была когда-то. – Сказав это, Мара ощутила, как тяжесть в груди отступила.

Может, ей самой стоит измениться, стать другой, – и тогда, возможно, будет не так больно, если, глядя на себя в зеркало, она увидит улыбку матери.

– Мара? Пэкстон? – К ним направлялась доктор Блум.

Странная печаль накрыла Мару, словно она только что упустила чудесный шанс.

Мара улыбнулась доктору, а когда повернулась к Пэкстону, того уже не было.

– Поосторожнее с ним. – Доктор Блум перехватила взгляд Мары.

Та смотрела на противоположную сторону, где в проулке между двумя зданиями стоял Пэкстон.

– Он что, опасен?

Доктор Блум на миг задумалась.

– На этот вопрос, Мара, я отвечать не стану. И если бы кто-то спросил нечто подобное о тебе, я бы тоже промолчала. А вот тебя я спрошу: ты