Человек обитаемый - Франк Буис
Чтение «Воспоминаний крестьянина» помогало Гарри сфокусироваться на внешнем мире. Он сравнивал каждую семью с тотемным столбом, чей мастер сначала создавал основание, а затем над очертаниями предка вырезал новые лица, делая тотем своего рода гарантом фамилии и передачи наследия. Переплетенные в необработанном дереве поколения укоренялись в тысячелетней земле. Таким образом, деревня и окрестности походили на лес из тотемов, составленный из более или менее приближенных друг к другу деревьев, обильно удобренных тайнами. Они росли примерно с одинаковой скоростью, в одном направлении — стремились к отягченному облаками небу. Тотемы никогда не устремлялись выше, чем положено, и, умирая, не падали, а ложились на живую лесную подстилку, призванные упростить жизнь оставшимся. Да, они ложились один за другим.
Однажды лес исчезнет. Останется лишь одно дерево со всеми лицами прошлого. И это дерево тоже умрет, когда придет его час, унося с собой память и прося прощения за то, что не может прервать погребальный звон и перестать бить в набат.
Позже другие эндемические субстанции выйдут из этой почвы, ровно на том же месте, и люди примутся в них копаться, удивленные, что нашли дерево цвета кости с многочисленными шрамами. Они решат, что природа взяла свое, даже не поразмыслив, что ее правила — выдумки человека, и истинная трагедия этого выражения кроется в том, что в их головах к нему не существует другого антонима, кроме как вымышленного разрушения иллюзий.
В то воскресенье казалось, будто все решили выспаться. София согласилась побыть гидом, уточнив, что у нее всего два часа. Она жила над магазинчиком и попросила Гарри подождать на площади. Не глуша мотор, он наблюдал за светом в квартире. Вскоре София вышла из бакалеи, приблизилась к машине, держа в руках букет цветов, бросила его на заднее сиденье, взглянула в сторону своего дома и только потом села в автомобиль. Гарри заметил, что наверху по-прежнему горит свет.
— Пусть горит, — неожиданно резким тоном отозвалась София.
Они тронулись, София достала из кармана телефон. Гарри следовал ее указаниям, вел осторожно, стараясь ехать по следам, оставленным другими машинами. Работавшая на полную печка с трудом справлялась с инеем на лобовом стекле. По обе стороны дороги высились грязные сугробы, доходившие до крыши автомобиля. София не хотела говорить, куда они направляются. Сюрприз. Она просила не брать собаку. В салоне чувствовались новые нотки ее духов, что-то резко кожаное, смешанное с ароматами падуба и вербы. Казалось, Гарри был чем-то обеспокоен. Сначала София подумала, что он просто сосредоточен.
— А вы не очень разговорчивы сегодня утром. Задние колеса чуть забуксовали на повороте.
Гарри выровнял машину.
— С моим отцом случился инфаркт.
— Мне очень жаль, как он?
— Лучше.
— Мы могли перенести прогулку, достаточно было предупредить.
— Я разговаривал с ним сегодня утром. С отцом такое не в первый раз.
София протянула руку и указала на лобовое стекло со стороны Гарри.
— Следующий поворот — налево.
Гарри замедлил ход. Перед ним оказалась узкая, но расчищенная от снега дорога.
— А здесь следят за дорогами, — заметил он.
— Это не просто дорога. Остановитесь у въезда на поле, а там мы пройдемся пешком.
Гарри припарковал машину задним ходом и заглушил мотор.
— Что же такого особенного в этом месте?
— Потерпите немного.
София вышла первой, взглянула на телефон, убрала его в карман, взяла букет и зашагала вперед по примятому снегу, не дожидаясь Гарри. Он последовал за ней. Между посеребренными деревянными столбами раскачивался на ветру электрический провод. Гарри с Софией свернули на крутую тропинку, еще более узкую, и поднялись по склону примерно в двести метров. София немного обогнала Гарри — в тумане казалось, будто она сошла с картины импрессиониста, — и дожидалась его уже наверху. Поднявшись, он увидел фасад часовни, увенчанный запорошенным снегом каменным крестом.
— Часовня Магдалины! — торжественно объявила София и свернула в сторону. — Когда хорошая погода, она просто великолепна, возвышается над всей долиной.
— Представляю…
— Магдалина жила в четырнадцатом веке, внутри ее могила. Говорят, что у этой святой был великий дар к исцелению.
— Судя по часовне, она это доказала сполна.
София выдержала паузу, рассматривая букет.
— Вы бы лечили кого угодно, если бы обладали такой силой? — спросила она.
— Этого я не знаю.
— Я уж тем более.
— Вы часто приходите сюда?
— Да, часто. Прекрасное место, чтобы помолиться тому, во что хотелось бы верить. Вы верующий?
— Только в хорошую погоду.
— Пойдемте внутрь, — произнесла София с отсутствующим видом.
Девушка потянула за ржавое кольцо, служившее дверной ручкой, и вошла. Гарри последовал за ней и закрыл за собой дверь. Часовня тонула в бледном свете, проникающем сквозь четыре витража, расположенных в центре каждой стены. Два ряда скамеек выстроились вдоль прохода, ведущего к алтарю, на котором стояла прозрачная, высокая, словно амфора, ваза — а в ней ветки с увядшими листьями. Едва уловимая тень вазы падала на могилу святой, отмеченную обыкновенным крестом. София заменила букет, положила увядший на скамейку во втором ряду и села рядом, поместив руки на подставку для молитвенника и опустив голову, пытаясь настроиться на правильный лад. Потрескивание древесины иногда пробивало тишину, словно кто-то делал зарубки топором. Гарри взглянул на захоронение святой, тщетно пытаясь разобрать годы жизни на истертом камне.
Через какое-то время София встала, взяла увядший букет и тихонько проследовала к боковому проходу. Она не стала ждать Гарри и направилась вдоль гранитных стен к выходу, не обращая внимания на серию пронумерованных гравюр, изображающих Крестный путь истощенного страдающего Христа. Казалось, ее тяготили не сухие ветви в руках, а какое-то невидимое возложенное на плечи бремя. Гарри подождал, пока она отдалится, затем проследовал по центральному проходу и встретился с Софией уже снаружи. На резной деревянной двери Магдалина омывала ноги прокаженных под присмотром Бога.
— Какое умиротворяющее место, — сказал Гарри.
София убрала телефон и рассыпала ветви на снегу.
— Если вам нужно позвонить, не стесняйтесь, я могу оставить вас на время.
— Нет-нет, ничего подобного.
София повернулась к пейзажу — долине, покрытой туманом.
— Как вы думаете, у нас несколько жизней? — спросила она.
— Зачем они нужны, если мы не можем их запомнить?
— А отголоски, ощущения, дежавю?
— Обыкновенные сны, которые забываются и всплывают в памяти, только когда сталкиваются с реальностью. Вот и все.
— То есть, по-вашему, событие, о котором мы помним, но которого никогда не проживали, — просто оставшийся в глубинах сознания
