Бестеневая лампа - Иван Панкратов
— Говорите, куда. Пока плетемся до светофора, можно маршрут придумать.
Платонов помолчал немного, набираясь смелости, а потом предложил:
— Да может, бог с ней, с экскурсией? Просто в кафешке посидим, отметим мое, так сказать, чудесное спасение?
Лариса улыбнулась.
— Товарищ капитан, вы ко мне подкатываете, что ли?
Платонов смутился от столь прямого вопроса, но ответил по форме:
— Так точно.
— Давайте я вас хоть по мосту провезу, — не сказав ничего определенно, повернула Лариса с Боткинской направо на улицу Академика Лебедева. — Литейный мост вас устроит в качестве экскурсии? А на той стороне я пару неплохих кафешек знаю.
«Лексус» аккуратно скользил над Невой, уходя на Литейный проспект. Десятки и сотни машин ровным потоком двигались в быстро надвигающихся сумерках. Виктор продолжал смотреть на Ларису и чувствовал, как с каждой секундой тает где-то внутри образ одной далекой женщины с автоматом в руках, и как этот заснеженный город становится ему все ближе и ближе.
Часть вторая
Закон парных случаев
Они стояли и ждали, когда
Он упадёт с небес…
«Наутилус Помпилиус» — «Воздух»
1
— Сколько их сейчас? — спросил Андрей Лагутин, протянув руку за очередной банкой пива.
— Две. Я бы даже сказал — две с половиной, но ты вряд ли поймешь, что это за дробь.
— Половинка — это только познакомился или готовишься расстаться?
— Второе.
— И все срастается?
— Приходится.
Щелчок ключа на банке, легкое шипение.
— Мы могли бы служить в разведке, мы могли бы играть в кино — это прям про тебя, Док.
Платонов встал, подошел к подоконнику, дернул постоянно заедавшую раму, с третьего раза открыл. Стекло тревожно задребезжало, откуда-то с улицы донеслись гудки автомобилей и приглушенная далекая музыка.
— Да уж, — задумчиво покачал он головой. — Про меня… Никогда бы не поверил, расскажи мне об этом кто-нибудь лет десять назад.
— Две, значит, — Лагутин поставил банку на стол, встал, подошел к Платонову. — Вот на этом самом диване.
Они стояли у окна, сложив руки на груди, и смотрели на диван у дальней стены. Когда молчание затянулось, Андрей с усмешкой спросил, толкнув локтем в бок:
— Ты завис? Считаешь их там, что ли?
— Помнишь, есть фотография, где сидят строители небоскребов в Нью-Йорке? Высоко в небе на балке. Кто-то газету читает, кто-то курит, кто-то просто смотрит вдаль.
— Конечно, помню, — пожал плечами Андрей. — Что за неожиданное переключение?
— Просто они сейчас все на этом диване сидят, как на той фотографии, — Платонов махнул рукой, указывая на правый угол, что был ближе к шкафу. — Вот… И вот… Эта ногу на ногу закинула… Вон та что-то в сумочке ищет и никак найти не может. Как ее звали-то? Наташа?
Лагутин приподнял одну бровь, перевел взгляд на диван и скорчил гримасу.
— Сидят? Вот прямо сейчас? То есть я не зря встал. Там кому-то места не хватало. Да вы присаживайтесь, — махнул он рукой куда-то в сторону. — Вот, все поместились.
Платонов усмехнулся, но вышло невесело.
— Шесть. Или семь.
— Или восемь, — кивнул Андрей.
— Или восемь, — равнодушно согласился Платонов. — Годы-то идут.
— Тебе сейчас…
— Сорок один.
— Да ты старый, — кивнул Лагутин, вернулся к столу, взял банку, но садиться на диван пока не решился.
— Возможно, это одна из причин — в ответ пожал плечами Платонов. — Иногда задумываешься — неужели все так и пройдет? И хочется как-то разнообразить этот серый унылый мир.
— Можно бухать.
— Можно. Но страшновато, если честно. Тут такие примеры вокруг — на их место не очень хочется.
— Тебя послушать — ты один не пьешь, — покачал головой Андрей.
— Ты недалек от истины, — Платонов перевел взгляд с дивана на собеседника. — Я и еще человек пять. Дежурные врачи смотрят график на месяц и сразу понимают, с кем из хирургов и как пройдут их смены. Кого по телефону не добудишься и придется дневального слать, а кто всегда в норме. Странные люди, если уж быть до конца честным. Практически все могут себя реализовать на совершенно ином уровне, но… Ленивые, что ли. Им бы над собой работать, книжек побольше читать. Из операционной не вылезать. Лет восемь назад был на учебе в Академии, просился везде и всюду, клянчил дежурства, просил ассистенции. А многие приезжают и рассказывают, как по общагам и кабакам командировочные пропивали — но каждый уверен, что он гений. Именно он, и никто другой. И каждый второй в госпитале водку пьет именно по этой причине.
— По какой? — немного напрягся Лагутин, потому что он понимал, что Платонов сейчас рассказывает о чем-то личном, наболевшем, и может не замечать, что собеседник не очень хорошо его понимает.
— Ну как по какой? В нашей медицине через одного — униженные и оскорбленные. На каждом, мать его, шагу. Чуть только профессиональное неприятие кого-то кем-то, чуть только выговор от начальства, или премия обошла стороной — все, тут же на свет появляется бутылка водки, и начинаются разговоры о потенциалах, желаниях, попусту потраченных годах… Вместо того, чтобы чего-то добиваться, превращаются в слизняков. И что хуже всего, в самоуверенных слизняков. Некоторые, правда, умудряются бороться с действительностью, но у таких финал еще хуже. Читал где-то: «Природа чертовски умна — и, если человек гениален, он себя в конечном итоге проявит». Вот только автор не уточнил, в чем именно.
Андрей указал на пиво на столе:
— Получается, я зря все это принес?
— Ну почему зря. Пей, — Платонов взял со стола холодную банку, приложил ко лбу. — А я что-то сегодня не в форме. Хорошо, на тебя сил хватило — голова раскалывается…
Лагутин приехал к нему сегодня среди ночи с этапа их безумной игры «М-60» — гибрида квестов и пионерской игры «Зарница», щедро приправленного интернетом, автомобилями и непонятным риском. Во время поиска очередной локации он оступился, упал в канаву, где распорол себе бок каким-то штырем. Заткнули рану камуфляжем — благо, кровотечение оказалось несильным, — и по просьбе Андрея, предварительно позвонив, привезли прямиком к Доку. Перебрался он через забор рядом с закрытой задней калиткой, оставляя кровавые следы на решетке.
Платонов краем глаза взглянул на рану, разбудил операционную сестру в неотложке и пришел туда с Андреем. Обработал, покачал головой, потом попросил лидокаин и зашил рану, предварительно немного освежив края. Вышло для полтретьего ночи вполне неплохо.
— Не пиши в журнал, — тихо попросил потом в коридоре Платонов Оксану. Та, собирая инструмент в раковину, понимающе кивнула. — С меня пончик. Точней, вот с него, — он кивнул в сторону Лагутина, аккуратно надевающего окровавленный камуфляж. Тот согласился и выразил готовность организовать все хоть сейчас — он купил пиво по пути сюда в местном магазинчике, где продавцам плевать было на законы и позднее время.
Оксана посмотрела на окровавленные полотенца, инструменты в лотке и покачала головой:
— Шутите? Уже почти три часа. Какое пиво. Идите с богом, Виктор Сергеевич, и друга своего забирайте. А вы, — она с укоризной посмотрела на Андрея, — больше не шляйтесь по всяким помойкам, а то спать очень хочется.
Лагутин тогда хотел что-то сказать в свою защиту, но Платонов толкнул его в спину, и они вышли на улицу. Спать расхотелось окончательно, из пакета появилось пиво — и беседа о жизни, бабах и прочих радостях потекла как-то сама собой…
— Слушай, а сегодня был кто-то? — внезапно спросил Андрей.
— Да, — кивнул Платонов. — Хорошо, что ты позвонил с дороги, а не прямо из-за забора.
— Извини, чувак, — развел Лагутин руками. — Но у меня просто переклинило — как только кровь увидел, сразу в голове одно: «Везите к Доку!» Я ж помнил, что ты сегодня дежуришь — и так вот совпало.
— Да ладно. Мы особо не спешили. Летом одеться — дело нехитрое.
— И через забор?
— Зачем такие сложности? Ночью машину тут припарковать можно между корпусами. Села и потихоньку выехала. Тетки на проходной прикормлены — открывают без разговоров. Одна у меня панариций после маникюра лечила, у второй я мужа оперировал — так что от их графика не завишу.
— Нда, — отхлебнул пиво Андрей. — Романтика…
— Не болит? — спросил Платонов.
