Бестеневая лампа - Иван Панкратов
Что ж, в армии все регламентировано. Доктор написал рапорт, потребовал объяснительную — там все было по тексту как обычно, что-то вроде «это не я, само ветром надуло». А дальше по цепочке документы ушли в ФСБ, и через два дня следователь забрал неудавшегося хитреца прямо из перевязочной, надев на него наручники и не особо обращая внимания на хромоту.
Мамаша примчалась за четыре тысячи километров через сутки. Сначала, как положено, отправилась к командиру госпиталя с претензиями, потом в отделение. «Засужу, сволочи, сына убиваете, он ни в чем не виноват, оклеветали дитятку», — опять-таки ничего нового Платонов не услышал. Пришлось повторять все еще раз — до этого излагал следователю на бумаге.
— На коже правой голени у него был обнаружен след от свежего укола… На разрезе отчетливый запах из раны… Признаки химического повреждения тканей… — подбирал он слова попонятнее. — Все, кто в операционной был, подтвердили. Да вы что, думаете, я ему сам в ногу бензин плеснул, что ли?!…
Мать то затихала и слушала, то плакала. И с одной стороны, Виктор понимал ее прекрасно — никто от своих детей таких выкрутасов не ждет. Но, с другой стороны, тут не спорить надо с врачом, а что-то предпринимать. Адвокат какой-никакой, например. Ну или попытаться возместить ущерб от проданных налево проездных. Но просто сидеть на кушетке в кабинете хирурга, лить слезы и обвинять всех вокруг — бестолковое занятие.
Опустошив стакан воды, она стала поспокойнее. Платонов рассказал ей, как найти военно-следственный комитет и к кому там можно обратиться. Сам он вспоминал эти мрачные коридоры с обшарпанными стенами не то, чтобы с содроганием, но без особой радости. Время от времени каждый второй врач оказывался там на допросе в качестве свидетеля — пояснения по жалобам пациентов и их близких ему приходилось давать время от времени. Суровые и одновременно безразличные лица следователей, изучавших твои записи в историях болезни, оптимизма в жизни не добавляли.
Вздохнув, она встала, машинально поправила на кушетке армейскую бело-синюю простыню и молча вышла, не попрощавшись и не поблагодарив. Виктор пожал плечами, взял в руку телефон — и в эту же секунду прилетела смс.
Он прочитал ее и в который раз за последние пару месяцев физически ощутил где-то в груди легкое трепетание на грани с болью — неприятное и волнительно-пугающее.
«Ты опять там с какой-то бабой?»
— Да, — ответил Платонов в пустоту ординаторской. — Вот ушла только что.
Он хотел перезвонить, но тут в дверь постучали. С некоторой долей облегчения Платонов решил сначала узнать, в чем дело, а потом разбираться со звонками и смс.
Вошла знакомая фельдшерица Вера из расположенной рядом части. Запах духов и машинного масла, наращённые ресницы из-под камуфляжной кепки, погоны прапорщика, юбка короче, чем положено по уставу, черные балетки с какими-то розочками.
— Глянете, Виктор Сергеевич? — без особых предисловий спросила она. Платонов пожал плечами — мол, почему бы и нет. — Жданов, заходи, — громко позвала она кого-то из-за двери.
Слегка прихрамывая, вошел солдат. Молодой парень в явно большом для него камуфляже мял в руке кепку и пытался стоять, вытянувшись, но больная нога не очень к этому располагала.
— В медицинских учреждениях команда «смирно» не подается, — махнул рукой Платонов. — Не напрягайся. Только прибыл?
— Да, вчера с поезда, — за Жданова ответила Вера. — Ехали почти шесть дней — а этот где-то в эшелоне умудрился берцами ногу натереть, как после марш-броска. Температурит немного, хромает. А медпункт забит больным пополнением.
Платонов кивнул, понимая. Вере хватает простывших в плацкарте новобранцев — этого проще привезти сюда.
— Ближе подойди, — подозвал он Жданова. — Рассказывай.
Солдат сделал несколько осторожных шагов, остановился у стола, положил кепку на кушетку.
— Ну… Это я еще на гражданке натер… Мы ехали, а берцы тесные… И я там еще ударился…
Пока пациент складывал слова в предложения, Платонов смотрел то на него, то на розочки на балетках каким-то отрешенным взглядом
(ты там с какой-то бабой)
и хотел оказаться где-то далеко-далеко, в лесу или на берегу моря, чтобы там не ловил телефон, чтобы никто не звонил и не писал всякую чушь, чтобы все было как лет десять назад или больше…
— А что ж ты худой такой? — не удержался от вопроса Платонов, когда вернулся с небес на землю. — Спортом не занимался на гражданке? Хотя бы для себя.
Жданов прекратил мямлить про свои натертые ноги и замолчал. И Платонов вдруг увидел, как внутри у парня что-то натянулось, словно струна, он глубоко вдохнул и с горящими глазами ответил:
— Почему не занимался? Занимался. Я чемпион Саратовской области по Каунтер-Страйку.
Платонов ожидал всего. Бег, футбол, шахматы. Фитнес какой-нибудь, наконец. Даже йогу. Но это…
Он встретился глазами с Верой и понял, что с трудом сдерживается от того, чтобы не засмеяться. Машинально прикрыв ладонью рот, он постарался изобразить на лице какую-то мыслительную работу, подвинул к себе медицинскую книжку и написал направление на госпитализацию. Вера взяла ее, толкнула Жданова в спину со словами «Ну ты чемпион, капец…» и вышла с ним за дверь.
Телефон на столе жужукнул. Смс. Платонов вздохнул, посмотрел на экран. Нет, это не жена. Это Алёна.
«Жду у ворот».
— Если сейчас позвоню Ларисе — никакого обеда не получится, — вслух сказал он сам себе. — Минимум час придется слушать. Может, потом?
Странно было спрашивать разрешения и ждать совета от самого себя, тем более, если знаешь, что день пропал, и поэтому взять надо от него все, что только возможно. Он повесил халат в шкаф и вышел на улицу.
Джип, действительно, стоял прямо у ворот, напротив шлагбаума. Платонов постоянно делал Алёне замечания на эту тему, но она вела себя, как настоящая блондинка — останавливалась, нажимала кнопку «аварийки», включала музыку погромче и делала вид, что не слышит ничего, если к ней подходила вахтерша и просила убрать автомобиль.
— По антитеррору — нельзя здесь стоять, — сказал Платонов, садясь на переднее сиденье. — Сколько раз говорил…
Алёна молча наклонилась к нему, сделала губы уточкой. Он поцеловал и продолжил:
— А если «Скорая» приедет?
— Витя! — отодвинулась она почти к самой двери. — Ну ты дурак? Я же в машине. Отъеду. Ты голодный?
«Вот как она это делает? — удивился Платонов. — И поцеловать, и дураком назвать, и поесть предложить. И все за пять секунд».
— Да, не помешало бы перекусить, — кивнул он в ответ и тут же понял, какой запах почувствовал в машине, когда садился — запах шашлыка. Оглянулся — точно, на заднем сиденье лежал пакет.
Алёна улыбнулась.
— На речку?
— На речку.
Ехать было минут семь. Она умело срезала по каким-то дворам, выехала на берег и медленно продвигалась вдоль, высматривая место почище и поспокойнее. Река, не широкая и не узкая, катила свои грязные воды под обрывистым берегом; несколько парочек в машинах попались им по пути. Алёна бурчала под нос, проклиная тех, кто занял удобные места; Платонов молчал, глядя в небо и прислушиваясь к телефону в кармане — каждую секунду он ждал звонка или сообщения с очередными проклятиями.
Тем временем Алёна включила радио. Что-то бестолковое полилось в уши, вытесняя дурные мысли. Платонов повернул голову, взглянул на освещенный профиль водителя. Суровый взгляд, тщательно уложенные волосы, пальцы с длинными ухоженными ногтями на кожаном руле; она еле слышно подпевала какой-то песне и крутила головой в поисках места. Нога в туфле на шпильке нежно, но уверенно лежала на педали газа.
«Как она водит на таких каблуках?», — подумал он и, видимо, совершенно автоматически пожал при этом плечами, потому что Алёна увидела это движение, взглянула на него и спросила:
— У тебя все нормально?
Платонов приподнял брови в немом вопросе.
— Просто ты в маске пришел.
Платонов попытался посмотреть вниз, увидел какое-то белое пятно чуть пониже подбородка, потрогал. Маска. Марлевая. С завязками на шее. Как вышел из операционной перед беседой с мамой
