Райгород - Александр Гулько
– Двусмысленность… – подсказал Каплун, посмеиваясь. – Но в целом все хорошо…
Пока Лейб радовался Семиным карьерным успехам, Рива вела с сыном переписку личного характера. Намекала, что работа работой, но пора подумать о семье. В смысле жениться… Сема отвечал, что «в этом направлении» работает. «Не вздумай жениться там, – писала ему мама. – Тебе нужна наша, местная! Хорошая еврейская девочка. Красивая, воспитанная, из приличной семьи, чтоб… Короче, приезжай, мы все организуем!»
Сема отвечал, что так и сделает. Он уже запланировал отпуск в октябре… И вдруг – как гром среди ясного неба! – в сентябре Сема сообщил, что родителям больше не о чем беспокоиться! Невесту он нашел сам. Девушка, во-первых, еврейская, во-вторых, красивая, в-третьих, умная. Кроме того, из приличной семьи. Короче, все как родители хотели.
Реакция была предсказуемой: Рива схватилась за сердце, Рая – за голову, Гройсман – за кошелек. Всю ночь никто не сомкнул глаз.
Наутро Лейб с Ривой пошли на почту и заказали срочный телефонный разговор.
– Ты же мне обещал! – кричала Рива в трубку. – Мы же говорили: мест-на-я!
– Она и есть местная! – хихикая, отвечал Сема.
– Он издевается? – чуть не плача проговорила Рива и посмотрела на мужа.
– Не смей издеваться над мамой! – приказал Лейб в параллельную трубку.
– Я не издеваюсь! – услышали родители. – Она действительно местная! Чистокровная сибирская еврейка!
– Как ее хоть зовут? – полным отчаяния голосом спросила Рива.
Сема что-то ответил, но сквозь помехи родители не расслышали. Какое-то время сквозь треск и шипение все кричали друг другу «Але-але!», но связь по-прежнему была отвратительная. И вдруг помехи исчезли, и в звенящей тишине Лейб с Ривой отчетливо услышали:
– Неонила! Слышно? Неонила! Нео… – И опять помехи.
Рива беспомощным взглядом посмотрела на мужа. Лейб в недоумении пожал плечами.
«Время закончилось, – сообщила телефонистка. – Продлевать будете?» – «Не будем!» – буркнул Гройсман и вышел из телефонной будки.
Какое-то время в семье ничего не обсуждали, Семе не звонили и не писали. Каждый день, возвращаясь с работы, Гройсман вопросительно смотрел на жену. Она качала головой, мол, новостей нет. Через две недели Рива осторожно предложила позвонить сыну.
– Не буди лихо… – возразил Гройсман.
Прошло еще две недели.
И вот, когда уже все надеялись, что угроза миновала, от Семы пришла телеграмма. В ней было всего одно слово: «Женился».
Винница взорвалась. Возмущению не было предела. «Как? – недоумевал отец. – Без разрешения?!» – «А свадьба? – огорчалась сестра. – Я бы платье сшила!» – «Не позвать родителей?! – негодовала Рива. – Что люди скажут?!»
Из Сибири отвечали: «Ша-ша-ша! Пожалуйста! Не надо так волноваться! Свадьба действительно была, но ма-а-аленькая, комсомольская. Винегрет, холодные котлеты, алюминиевые вилки… Родителей на такие свадьбы не зовут, не принято. Да вам бы и самим не понравилось…»
– Единственный сын… – сокрушалась Рива. – За что мне такое?
Лейб играл желваками, раздувал ноздри и катал хлебные шарики.
Внешне он демонстрировал негодование, но в душе, к собственному удивлению, оставался спокойным. Внутренний голос говорил ему: «Сема, конечно, не прав, так не поступают, но, может, в его ситуации иначе и нельзя было. В конце концов, вроде ничего страшного не случилось…»
– Я уверена, – продолжала Рива, – эта Неонила его… обработала! Ненавижу ее!
– Ты же ее даже не видела! – осторожно возразил Гройсман.
– Что на нее смотреть? – отмахнулась Рива и, скривив лицо, добавила: – Одно имя чего стоит!
Через пару месяцев Лейб и Рива немного успокоились. Точнее, примирились. Решили, что все-так нужно съездить к Семе, познакомиться с Неонилой, с ее родителями. Но в последний момент у Гройсмана случились какие-то неотложные дела, и Рива поехала одна.
Она планировала провести в гостях месяц, но вернулась через неделю.
Сразу по приезде сообщила мужу, что интуиция ее не подвела: невестка – таки да…
– Что «да»? – не понял Гройсман.
– Зараза! – пояснила Рива.
Несколько дней по приезде она тихо, как кастрюля на медленном огне, кипела от негодования. Иногда ее раздражение выплескивалось наружу, и у них с Лейбом происходили примерно такие диалоги:
– Ты знаешь, как она разговаривает?! У нее акцент!
– Акцент? Какой?
– Она акает!
– Я тебя прошу… – пожимал плечами Гройсман. – Акает-какает… Там так говорят. Главное, не как она говорит, а – что…
– Что?! Я тебе скажу! Она говорит… черт знает что!
– Например?
– Например? Только держись крепко, не упади! Она говорит: «Солнышко, ты купил хлеб?», «Котик, ты вынес мусор?», «Зайка, помоешь пол? Я устала!», «Семочка, как ты думаешь, твоей маме у нас нравится?» Это можно выдержать?!
Гройсман повел бровью.
Потом спросил:
– И что он отвечал?
– Он говорил: «Да, Неонилочка!», «Конечно, Неонилочка!», «Отдохни, Неонилочка!» Тьфу!..
– Ничего страшного, – успокаивал жену Лейб, – в каждой семье по-своему… Может, она не такая уж плохая. Вон, у Гендельмана сын женился, так невестка вообще оказалась ныкейве[54].
– Что мне твой Гендельман с его невесткой! – взорвалась Рива. – Как говорила моя мама: «Мне чужие раны мои не вылечат».
– Слушай, никто, слава Богу, не заболел, не умер! Он ее перевоспитает…
– Или она его… Лучше б уж была та милиционерша, как ее, Панихида…
– Степанида!..
– Ай, какая разница!
Родители на детей долго не обижаются, еврейские – в особенности. Поэтому со временем Лейб ситуацию принял, да и Рива смягчилась. Тем более что Сема в каждом письме писал, как он счастлив в браке, какая у него умная и хорошая жена. А главное, она постоянно интересуется, как поживают Семины родители. Спрашивает: «Как Лев Александрович? Как Рива Марковна? Не хотят ли они к нам приехать?»
– Что значит «Рива Марковна» и «Лев Александрович»! – возмущалась Рива. – Она должна называть нас «мама» и «папа».
– Не торопи события, – возражал Лейб. – Назовет. На все свое время.
– Может, и вправду съездим? – предлагала Рива, успокоившись.
– Конечно! Почему нет! – соглашался Лейб и обещал найти пару свободных недель.
Но, как он ни старался, дела не отпускали. Поездка постоянно переносилась. Вначале на август, потом на октябрь, потом – после Нового года. В конце концов решили, что в июле поедут точно. Но жизнь, как обычно, внесла коррективы: Сема с Неонилой приехали в Винницу сами. Причина была проста: Рая собралась замуж. О Раиной свадьбе последует отдельный рассказ, а пока вернемся к Семе и его молодой жене.
Сема, узнав о предстоящей свадьбе сестры, все же собрался навестить родных, но о дне и времени приезда не предупредил. Ни звонком, ни телеграммой. Даже прибыв в Винницу, не удосужился позвонить с вокзала. Кстати, приехали они с Неонилой глубокой ночью.
Перепуганным ночным стуком родителям Сема сказал, что
