Райгород - Александр Гулько
– Я тебе пойду! – послышался из кухни Ривин голос. – Тоже мне, цадик нашелся! Я тебе передачи в тюрьму носить не буду!
Лейб не стал отвечать. Просто встал и плотно запер дверь.
– Ты еще про детей не сказал, – напомнил Сема. – Расскажи, что в смешанном браке еврей лишается своих детей. Хотя можешь не говорить. Потому что я с этим не согласен. Во-первых, у меня такое невозможно – как я скажу, так и будет! А во-вторых, в наше время дети могут сами выбирать себе национальность.
– Глупости! – возразил Гройсман. – Люди национальность не выбирают, а получают ее от родителей! А мы вообще свою национальность получили от Бога! Он нас избрал! И если твои дети становятся гоями, то ты обкрадываешь не себя, ты обкрадываешь Бога!
– Бога нет! – отмахнулся Сема.
– А ну замолчи! – занервничал Гройсман. – Умник…
Последние слова Сема оставил без комментариев. Через мгновение, глумливо усмехаясь, сказал:
– Если аргументов больше нет, я пойду…
– А ну сядь! – повысил голос Гройсман. Затем встал, опять сделал круг по комнате, вернулся за стол и сказал: – Я тебе расскажу одну историю. У одного моего знакомого был знакомый…
– Папа…
– Молчи! Молчи и слушай! Так вот, звали его Йося. И этот Йося повстречал Оксану. Красивая такая, с косой, в Писаревке ее нашел. Любовь у них была – мама дорогая! – все местечко обсуждало. А потом они поженились. И родились у них дети…
– И что же в этом плохого?
– А то плохого, что тысячу лет в Йосином роду были одни евреи, а после Йоси и дальше больше не будет евреев. Все! Кончились!
Сема не ответил, задумался. Воспользовавшись паузой, Гройсман продолжил:
– Я уже не говорю за то, что он взял и посмеялся над своими родителями, бабушками, дедушками и вообще предками. Через что только они не прошли, а еврейство свое сохранили. И…
– И что? – пряча смятение за иронию, перебил отца Сема.
– А то, что больше не будет Йосиного семени! – воскликнул Гройсман. – Исчезло! Навсегда! Ты тоже так хочешь? Я – нет!
– Знаешь, папа, это все слова…
Сема хотел продолжить, но тут с треском раскрылась дверь. В комнату с красным, перекошенным от злобы лицом вошла Рива и закричала:
– О чем с ним говорить?! Он хуже Гитлера! Гитлер хотел уничтожить еврейский народ, и наш сын тоже хочет!
Сема хотел ответить что-то умное, но не успел. Рива стала хватать ртом воздух и, держась за сердце, воскликнула:
– Готеню! Где мои капли? Кто-нибудь, дайте воды!
Все бросились к Риве. Уложили на диван.
Рая капала корвалол, Гройсман подносил воду, Сема обмахивал маму полотенцем и порывался вызвать неотложку.
– Не надо… – тихо произнесла Рива, отдышавшись. – Ничего мне от вас не надо… И вообще, оставьте меня в покое.
– Извини, мама, – бормотал напуганный Сема. – Я не хотел тебя огорчать.
– А ты меня и не огорчил, – едва слышно выговорила Рива. – Ты меня – убил… Значит, так, имей в виду: женишься на гойке, в тот же день отнесешь меня на кладбище.
После того разговора пару недель было тихо. В семье установилось то тревожное состояние, которое называют «ни мира, ни войны». Напуганный маминым приступом, Сема на темы семейного строительства не рассуждал. Опасаясь спровоцировать сына и огорчить жену, Гройсман тоже помалкивал. Рая смотрела на брата поджав губы и с демонстративной заботливостью ухаживала за мамой. Рива разговоров «за жизнь» не заводила и брачных знакомств не навязывала. Тем более что у нее действительно болело сердце, и врач прописал лекарства и постельный режим.
Чтоб приободрить Риву, Лейб пошел к давнему знакомому, управляющему трестом «Горспецстрой» (именно там Сема проходил практику), и попросил, чтоб Сему взяли на работу. Управляющий без лишних разговоров сделал несколько распоряжений и велел с понедельника выходить на работу.
Обрадованный, что все так хорошо устроилось, Лейб поспешил домой, чтоб порадовать Риву и проинформировать Сему.
Но, услышав новость, Сема энтузиазма не проявил. Более того, сообщил, что ни в какой «спец», «шмец» и прочий «строй» он устраиваться не намерен и вообще…
– Оля-ля!.. – озадаченно сказала Рая и подняла брови. Она слышала это слово в кино и в последнее время охотно вставляла его в любые разговоры.
Родители тревожно переглянулись.
– Да-да! – произнес Сема. – Не намерен! Потому что у меня другие планы.
– Это какие же? – тихо спросила Рива.
В ее голосе была такая тревога, что Сема на мгновение пожалел, что начал этот разговор. Но потом подумал, что рано или поздно все равно пришлось бы все рассказать. И рассказал. Он всех любит, дорожит маминой заботой и папиной поддержкой, ценит семью и домашний уют, но – все! Хватит! Он больше тут не останется. Потому что он уже взрослый и самостоятельный. Он нашел себе работу сам, и работа эта – не в Виннице!
– А где? – нахмурившись, спросил Гройсман.
– Далеко, – ответил Сема, – в Сибири. Я туда на комсомольскую стройку записался. Уезжаю на следующей неделе.
Услышав это, Рива вскочила с кровати так быстро, будто у нее не было никакого приступа.
– Сибирь?! – заголосила она. – Моим врагам! Ты с ума сошел?! Где мы и где Сибирь?! Там же эти, м-м…
– Медведи? – услужливо подсказала Рая.
– Морозы! – воскликнула Рива. Затем бросила раздраженный взгляд на дочь и повернулась к мужу. – Лейб, что ты молчишь?
Гройсман раздувал ноздри, играл желваками. Пока он подбирал слова, Рива опять повернулась к сыну и измерила его взглядом. Затем тоном, которого в семье боялись все, даже Лейб, сказала как отрезала:
– Я не разрешаю!
Рая испуганным голосом произнесла: «Ой…» Потом посмотрела на брата и без особой надежды спросила:
– Может, не поедешь?
Сема стоял с каменным лицом, смотрел в окно и демонстративно молчал. Он дал себе слово не вступать с домашними ни в какие разговоры. И из последних сил не вступал. В комнате висела напряженная тишина. Такая тяжелая и густая, что Семе казалось, будто ее можно резать ножом.
И тут произошло неожиданное. Гройсман, который до этого так и не произнес ни слова, решительно встал, окинул всех тяжелым хмурым взглядом и произнес:
– Пусть едет! Черт его не возьмет!
Глава 3. Мамин сибиряк
Вскоре родители стали получать от Семы письма. Он писал, что живет прекрасно! Зарплата хорошая, с жильем и питанием проблем нет. Работает мастером на строительстве завода. Стройка огромная, самая большая в области. В подчинении у него пять строительных бригад, и этот факт ему очень нравится. Ему здесь, в Сибири, вообще все нравится. Красивая природа, здоровый