Райгород - Александр Гулько
Произошла также метаморфоза в его отношениях с девушками. В прежние времена Сема был частым гостем в женском общежитии масложиркомбината. Ему нравились веселые и неприхотливые заводские девчата. К окончанию техникума он там появляться перестал. Общался с девушками более притязательными. При этом предпочитал барышень постарше, к тому же волевых и с твердым характером. Старшую медсестру из кожвендиспансера сменила мускулистая физкультурница из общества «Динамо». После нее была разбитная завсектором из райкома комсомола, и наконец – суровая инспектор детской комнаты милиции по имени Степанида. (Чуть ли не единственная тогда в Виннице женщина-милиционер.)
Именно с ней Сема и явился на торжественное вручение диплома и выпускной банкет. Увидев рядом с сыном даму в форме и с погонами, Рива чуть не лишилась чувств. Испугалась, что ее мальчика пришли арестовывать.
Нужно сказать, что Риве вообще вся эта свистопляска с барышнями не нравилась.
– Лейб! – говорила она. – Это плохо кончится! Вспомнишь мои слова!
– Не волнуйся, – успокаивал ее Гройсман, – он уже взрослый, и я его предупредил!
– О чем предупредил?! Что если взрослый, то можно иметь столько невест?!
– Ривэле, это не невесты, это так…
– Что значит «так»?! Где это видано, чтоб ухаживать и не жениться?! Они, конечно, шиксы и все такое, но они же девушки, они надеются…
– Я тебя прошу! Они не надеются, они развлекаются.
– Как ты сказал? Развлекаются?! – и после паузы: – Теперь мне все понятно…
– Что тебе понятно?
– Раз ты его защищаешь, значит, ты сам такой!
– Рива, как тебе не стыдно! Ты меня знаешь…
Подобные разговоры стали происходить так часто, что привели к закономерному итогу: Лейб с Ривой договорились больше не ссориться, а Семе объявили, что так дальше продолжаться не может. Поэтому мама найдет ему невесту, а папа – работу. И все! И конец! И пора взяться за ум! И сколько можно издеваться над родителями!
В ответ Сема молча пожал плечами. Его молчание мама ошибочно приняла за согласие.
Как-то раз, в воскресенье, когда вся семья собралась за завтраком, Рива как бы между делом сообщила:
– Сегодня вечером Вайнеры зайдут… – И, словно актриса, подающая пас партнеру, выразительно посмотрела на дочь.
– Это те, у которых дочка в Одессе учится? – с готовностью подхватила Рая.
– Да! Она как раз сейчас на каникулах…
Сема продолжал жевать с видом человека, которого все это не касается.
– Сема, ты слышишь? – повысила голос Рива. – Они с дочкой зайдут. Почему бы…
Сема с раздражением отложил бутерброд и сказал:
– Сегодня Вайнеры, в прошлый раз были Бройтманы, до этого Циписы со своей косой Бэлочкой! Вам самим не надоели эти еврейские штучки?! Я же сказал, что женюсь не по национальности, а по любви!
– Ты уже один раз так женился! – не скрывая раздражения, заметила Рива.
– Ошибки молодости не считаются, – примирительно ответил Сема. – С кем не бывает…
– Ни с кем не бывает! – вспылила Рива. – Если у них есть голова на плечах! А если вместо головы думать сам знаешь чем, то и получается сам знаешь что! Так ведь, Лейб?
Гройсман, поперхнувшись чаем, неопределенно кивнул.
– И вообще! – заявила Рива сыну. – Я с тобой больше говорить не хочу! Пусть с тобой папа разговаривает! Доця, помоги маме убрать со стола!
Через минуту Гройсман с сыном остались вдвоем.
Гройсман катал хлебные шарики. Сема смотрел на него с вызовом. Взгляд его говорил: «Ну давай, заводи свою шарманку! Только имей в виду, я заранее знаю все, что ты скажешь. Про то, что у жены-гойки будут непонятные гойские родственники. Что в доме будет бардак, что она не умеет готовить фаршированную рыбу и варить правильный бульон. Что будет плохая мать. Что будет плохая жена, так как будет гулять. Но даже если не будет, то все равно рано или поздно проявит свою гойскую сущность и назовет мужа “жидовской мордой”». Все это Сема уже не раз слышал от родителей и многочисленных родственников. И, что делать, приготовился выслушать еще раз.
Гройсман, что с ним случалось нечасто, испытывал нечто похожее на растерянность. Не то чтобы ему нечего было сказать, просто ситуация требовала каких-то новых и желательно весомых аргументов. Он же всегда считал – и сейчас считает! – что никаких аргументов здесь вообще не нужно. Потому что во все времена евреи женились на своих. А если кто-то нарушал традицию, так это было такое горе, что врагу не пожелаешь! Не говоря уже о том, что иногда семья от такого отступника отказывалась и даже, бывало, надрывали воротники и справляли траур, как по умершему. Жениться на своих – это традиция, закон. А закон есть закон! И что тут обсуждать?! Но Сема ждет каких-то слов, и, видимо, их надо сказать, а иначе… А что иначе? Честно говоря, Гройсман и сам не знал, как следует поступить, если сын, не дай Бог, нарушит традицию.
Глядя в сторону и стараясь не встретиться с сыном взглядом, Лейб осторожно спросил:
– Ты хочешь жениться на гойке? У тебя кто-то есть?
– В данный момент нет, но, если полюблю, не исключаю! – с вызовом ответил Сема.
Из кухни послышалось затейливое еврейское ругательство. Видимо, Рива подслушивала.
– Напрасно мама так волнуется, – пожал плечами Сема. – Что я такого сказал? Вы с мамой женились по любви, и твои родители любили друг друга, ты сам рассказывал. Почему я не имею права?!
– Имеешь, – согласился Гройсман, – но любить надо своих. Любить, жениться, детей заводить. Собаки же не рожают от котов, коровы от коней, курицы от кроликов…
– Ну ты сравнил, папа! Люди ведь – не животные! Чем еврейки отличаются от неевреек? Кроме того, что еврейки страшные, крикливые…
– Знаешь что!.. – заволновался Гройсман.
– А некоторые еще с усами и с бакенбардами! – закончил Сема.
– У меня усов нет! – выкрикнула из кухни Рая.
– Закрой дверь! – прокричал Гройсман. – Не мешай! Это мужской разговор!
Рая нехотя прикрыла дверь. Гройсман встал, прошелся по комнате. Потом сел рядом с Семой и доверительно сказал:
– Знаешь, сынок, а они даже наших праздников не признают!
– Так и мы их забыли! – мгновенно парировал Сема. – Тоже через один празднуем…
– Это ты прав, – согласился Лейб. – Это нужно исправлять. Завтра же пойду
