Другая семья - Вера Александровна Колочкова
Аптекарша оказалась серьезной девицей, строго смотрела на него поверх очков.
– Мужчина, я вас не понимаю… Что значит, вы хотите таблетки от сердца? Какие именно таблетки вы хотите, мужчина?
– Ну, я не знаю… Хоть какие-нибудь…
– Что значит – какие-нибудь? У вас рецепт есть?
– Нет… Рецепта нет, но сердце болит иногда. Знаете, будто тисками сжимает. И дышать трудно.
– Но я же не врач, что вы мне тут анамнезы выдаете! Сходите к врачу, кардиограмму сделайте, вам диагноз поставят! Так же нельзя…
– Но может, все же посоветуете что-нибудь, а? Мне в дорогу сейчас… А потом я обязательно к врачу схожу, обещаю! Сейчас просто ехать надо, понимаете? Может, все же посоветуете что-нибудь, а?
– Как я могу вам советовать? Нет, я не могу брать на себя такую ответственность, что вы. А вдруг вам еще хуже станет? Я потом виноватой останусь? Нет, нет… Идите к врачу. Мое дело – препарат по рецепту выдать.
– Ладно, извините… – вздохнул он, отходя от окна.
Видимо, его вздох все же растопил холодное провизорское сердце. Аптекарша проговорила ему в спину недовольно:
– Вот, хотя бы валидол возьмите, что ли… Он безобидный вообще-то. Вроде как плацебо, но все же… Хоть что-то…
– А как его пить?
– Его не надо пить. Его надо под языком держать, если вдруг себя плохо почувствуете.
– А, понял… Спасибо! Спасибо вам большое!
– Да не за что… – расстроенно отмахнулась аптекарша. – Лучше бы к врачу все же пошли, чем в дорогу собираться.
– Да мне недолго ехать, всего два часа… Еще раз спасибо, всего вам доброго!
А на вкус этот валидол оказался так себе. Довольно противный. Но ничего, терпеть можно. Зато утро какое прекрасное! И солнце еще не жарко-назойливое, и машин на трассе мало… Гони себе, не хочу! Да если музыку еще включить, совсем хорошо будет! Сплошной релакс! О, как раз и любимый исполнитель поет…
И начал подпевать тихо, качая в такт головой:
Я стану водопадом,
Падением с высоты…
И все твои вина из винограда
Для меня уже слишком просты!
А потом и вообще разошелся, подпевал уже в полный голос:
В тебе больше нет хмеля,
И крепость твоя не та!
Нам оставалась всего неделя,
И она уже прожита…[5]
Да, прожита. Не будет уже как раньше. Боже, как хорошо… Как прекрасна жизнь! И как ее жить здорово! Несмотря ни на что! Хорошо, хорошо…
Железная рука сжала сердце на самой высокой ноте. Было так больно, что уже не понимал ничего. И глаза вмиг заволокло красным туманом. Где-то на краешке сознания билась последняя отчаянная мысль – надо остановиться, на обочину съехать… Сейчас, сейчас рассеется красный туман, а пока не видно ничего…
А боль снова врезала, как ножом. Ударил по тормозам, и не видел уже, как вывернуло на дороге машину, как понесло ее навстречу другой машине. И даже не ощутил сильного удара в бок – все слилось вместе: и боль, и красное зарево перед глазами, и грохот и лязг металла.
И вдруг – тишина благословенная. И словно взмыл куда-то, уносясь подальше от этого ужаса. Полетел… И последней мыслью было – я умер… Господи, как же хорошо – я свободен, я умер… Умер!
* * *
Катя сидела, уставившись в пятно на обоях, и ей казалось, что страх и тревога подступают со всех сторон. Что эти плотные и холодные субстанции еще немного – и заполонят все пространство комнаты, и она захлебнется в них, утонет… Главное – не отрывать взгляда от стены с пятном, сосредоточиться на нем, не впасть в панику.
Что, что могло случиться с Филиппом? Он же сказал, будет через два часа… А уже семь часов прошло, восьмой пошел! Может, машина в дороге сломалась? Но он бы позвонил… Он же знает, что она будет беспокоиться, с ума сходить.
С трудом оторвала взгляд от стены, нащупала пальцами лежащий рядом телефон, кликнула номер Филиппа. В который уже раз – в сотый, наверное? Без надежды кликнула, автоматически. Все равно не ответит. А длинный гудок и механический голос автоответчика «абонент временно недоступен» уже и без того порвали душу в клочья и только усилят тревогу.
Но телефон ожил! Ответил! Сухим «алло» ответил!
И задохнулась, и закричала, прижимая телефон к уху:
– Филипп! Филипп, ты где? Что случилось, что с тобой? Я же места себе не нахожу, я же с ума скоро сойду, Филипп!
– Это не Филипп. Вы только не волнуйтесь, пожалуйста. Это врач из областной больницы, меня зовут Мария.
– А… А где Филипп? – спросила растерянно, понимая, что вопрос звучит глупо.
– Дело в том, что Филипп Аркадьевич Романовский… Так, по крайней мере, в документах записано… Он попал на трассе в аварию, его к нам на «Скорой» привезли. А вы ему кем приходитесь, простите?
– Я… Я его жена… То есть неофициальная жена… Но это не имеет значения… Скажите, что с ним? Он живой?
– Да, но в очень тяжелом состоянии. У него инфаркт, еще и множественные переломы. Сейчас он в реанимации. Решается вопрос о проведении срочной операции.
– Но ведь… С ним все будет хорошо?
– Пока ничего не могу сказать. Состояние критическое, очень тяжелое. Простите, нам надо с родственниками его связаться… Согласие надо получить, документы подписать. Его жену Алисой зовут, правильно? Я только что ей звонила с его телефона, а она трубку не берет… Еще в ответ на звонок прислала такое странное сообщение…
– Какое сообщение? – автоматически спросила Катя.
– Сейчас найду… А, вот… Она написала – «Не звони, ничего не хочу слышать. Отвечать не буду. Ты должен приехать за мной в четыре часа». И как мне теперь до нее дозвониться, если она трубку не берет?
– Я не знаю… Давайте я приеду и все подпишу!
– Ну, вы же не родственница… И не жена… Ладно, я не могу больше говорить, извините. Попробую еще кому-нибудь позвонить. Тут еще телефон матери его есть… Всего доброго, извините.
Телефон в Катиной руке булькнул и отключился, и в голове почему-то застряла эта нелепая фраза – «всего доброго, извините». Даже что-то вроде истерического смеха внутри поднялось – всего доброго, надо же! Там Филипп умирает в больнице, а ей пожелали всего доброго!
С трудом подавив истерику, Катя поднялась, панически заметалась по комнате. Надо что-то делать, надо срочно что-то делать… Надо в областную больницу ехать, прямо сейчас! И маму вызвать надо, пусть с Миечкой посидит… Хорошо, что она спит сейчас, а то бы заплакала, не отпустила… И машину надо найти! На автобусе долго ехать! Можно соседа попросить, Мишку, он как раз выходной взял сегодня! Дать ему денег побольше и отвезет…
Схватила телефон, кликнула номер матери. Та ответила тут же, и Катя заголосила в трубку слезно:
– Мама, иди скорее ко мне! Скорее, мама! Пожалуйста!
– Да что случилось, чего ты кричишь? Миечке плохо, да? Температура опять поднялась?
– Нет, нет… Миечка спит, я ее недавно уложила… Филипп попал в аварию, мама! Мне срочно к нему надо ехать!
– О господи… Остынь, Кать. Сама подумай – ну что ты поедешь? Там жена его будет, мать… А тут здрасте – еще и ты нарисуешься! Остынь, Кать…
– Мам! Ну что ты такое говоришь, а? Ну я прошу тебя, мам… Посиди с Миечкой! Я все равно поеду, мам!
– Ладно, что уж… Разве ты меня послушаешь? Сейчас отпрошусь с работы, прибегу.
– Давай скорее, мам… Пожалуйста… Очень тебя прошу…
– А на чем ты собралась ехать? Пятичасовой автобус уже ушел… Все, сегодня автобусов больше не будет. А электричка поздно вечером уходит. Куда ты на ночь глядя?
– Я Мишку попрошу, мам… Соседа… Денег ему дам. Если много дать, он отвезет.
– Вот еще, была охота деньги-то тратить… Не пригодятся они тебе, что ли? Твой-то уж теперь для тебя не добытчик… Это ж надо, в аварию угодил… Допрыгался, значит. Доездился туда-сюда,
